Простые истины

Ламберт показал на столик между ними; Мэг заметила прибор с письменными принадлежностями.

— Я могу записать на бумагу, а могу и на пленку.

Мэг вздохнула.

— Лучше на бумагу.

Ламберт кивнул. Из внутреннего кармана он вынул небольшой блокнот и золотую ручку.

— С чего мне начать?

— Мэг, это не допрос. Просто расскажи о себе.

— Я выросла в Саймонвиле. Это небольшой городок в сорока пяти милях к востоку от Сакраменто. Я была приемным ребенком и, кажется, знала об этом всегда. Моими приемными родителями были и есть Джеймс и Одри Стемплы. Они звали меня Маргарет-Энн, или просто Мэг. Отчим — судья. Мачеха — дочь врача. Их родственники рассказывали мне, что Джеймс и Одри очень давно хотели ребенка. Мне говорили, что я — дочь одной дальней родственницы, но я знала, что это не так. Родители, а в особенности мать, много чего говорили мне, когда бывали рассержены, — вспомнила Мэг, и ей стало больно. — Я мало что помню из раннего детства, очень мало. Помню первый класс. Мне тогда несладко приходилось. И во втором — тоже. И даже в третьем.

— Плохое поведение? — поинтересовался Лукас.

В его голосе Мэг уловила едва заметный смех. Что ж, неудивительно, что он спросил об этом. Ладно бы поведение… Лукас Ламберт понял бы ее, может, даже оценил бы по достоинству. Непонятно, почему его мнение вдруг стало небезразлично ей.

— Нет, — призналась она. — Успеваемость. Я едва-едва переползла во второй класс. И всю начальную школу училась со скрипом.

— Вот уж не поверил бы!

— Джеймсу и Одри тоже не верилось. Особенно Одри. Раз за разом она вдалбливала мне, что я должна учиться лучше, что я, их дочь, не вправе позорить их доброе имя, что они сделали мне великое одолжение, удочерив…

— Есть много уважительных причин, по которым неглупый ребенок плохо учится в школе.

Мэг вздохнула, благодарно улыбнувшись ему.

— Спасибо на добром слове. Да, теперь-то я понимаю, что на самом деле не давала им и повода к недовольству… Скажи-ка мне еще раз, когда я родилась?

— Двадцатого января.

— Значит, Мэг Карлтон исполнится двадцать девять?

— Да.

На глаза Мэг навернулись слезы. Из свидетельства о рождении Маргарет-Энн Стемпл ясно как день, что всего пять месяцев назад ей исполнилось тридцать лет.

Ламберт не проронил ни слова. Встревоженная, Мэг подняла голову. Он неотрывно смотрел на нее; взгляд его был сосредоточенным; в руке он вертел золотую ручку.

— Мне начинает казаться, — наконец, заговорил он, — что Джеймсу и Одри придется за многое ответить. За «труды праведные», за воспитание чужого ребенка, за то, что они не холили и не лелеяли этого ребенка, раз уж он у них появился.

Лелеять! Да, именно так Мэг относилась к собственному сыну. Но как странно слышать такое слово из уст того, кого, похоже, самого никогда не любили.

— А как они ладят с Дэнни?

Мэг сначала не расслышала его вопроса. А услышав, помрачнела.

— Никак, — отрезала она. Ламберт коснулся наболевшего. — Они не видели Дэнни.

Мэг встретилась с Блейком Уилсоном еще школьницей в старших классах. Уже тогда она была худющей — сплошные ноги, руки, локти и коленки — и отчаянно тосковала по человеческому вниманию. Потому и поверила всему, что насочинял ей Блейк.

— Они не одобрили моего выбора, — продолжала она. — Предупредили, чтобы я не вздумала проситься обратно, когда наша супружеская жизнь не задастся. Когда же она и в самом деле не задалась, я… я не вернулась.

— А отец мальчика?

— Причина наших скитаний.

Ламберт сидел тихо, он больше не играл ручкой.

— Он распускал руки, — призналась Мэг. — Когда он нашел нас в последний раз, два года назад, он сломал Дэнни руку.

— Подонок в тюрьме? — ледяным тоном осведомился Ламберт.

Мэг окинула взглядом роскошную обстановку. К ней постепенно приходило сознание всей мощи и богатства Карлтонов. Их хватит, чтобы Лукас Ламберт-шериф защищал ее и ее сына. Но поверит ли ей Лукас Ламберт-человек?

— Нет.

Ламберт положил блокнот на разделявший их стол, рядом легла и золотая ручка.

— Почему?

— Мы были в Дэнвере, — бесстрастно продолжила она рассказ. — В палату «скорой помощи» вошел офицер полиции, приятный молодой человек. Я обратилась к нему с жалобой. К тому времени в клинику заявился Блейк. Он бывает иногда… очень убедителен. Блейк дал понять этому полицейскому, что и сам из полиции — капитан розыскного отдела в Саймонвиле. Рассказал тому пару историй про своего отца, шефа полиции, своего деда, в старые добрые времена тоже служившего в полиции. Выдумал наглую ложь о спорном опекунстве и убедил всех, за исключением одного врача, что я просто мстительная, истеричная бывшая жена.

— И этот негодяй все еще в полиции? — спросил Ламберт.

— Увы!

— Вы разведены?

— Да, конечно.

— Хорошо. Так даже проще. Нет, конечно, это не самое важное. Даже не будь вы в разводе, завтра же дюжина юристов трудилась бы над этим. Хочешь удовлетворить свое чувство мести, Мэг? Может, отнять у него работу? Крышу над головой? Фунт-другой его плоти?

— Нет. Пусть только оставит нас в покое.