Простые слова

Боже, да когда она уже перестанет кусать губы! Такие нежные, аккуратно очерченные и слегка припухлые, они так и манят попробовать их на вкус! И снова в груди неприятно ёкает: пока я мечтаю, Булатов уже давно всё распробовал.

Отворачиваюсь. С силой сжимаю и разжимаю пальцы, разгоняя по телу кровь. Мне нужно отвлечься! Не думать о Нане, забыть о Булатове, вспомнить о себе!

– Раз обещал, значит, забираю! – Взглядом цепляюсь за фарфоровую статуэтку на полке.

– Все? – пищит за спиной Марьяна.

– Что «все»? – Неосторожно оборачиваюсь на тонкий голос и пропадаю в шоколадной бездне её глаз.

– Все слова забираешь?

Нана смотрит на меня неотрывно и доверчиво. Так по-настоящему и искренне, что посылаю лесом все опасения и позволяю себе поверить, что здесь, в эту самую минуту, вижу  Марьяну настоящей! Заглушаю скрипучий шёпот интуиции, уверяющей, что ещё не раз пожалею о своём решении, и, полностью развернувшись к девчонке, игриво щёлкаю ту по вздёрнутому кончику носа пальцем.

– Все! – Не спешу отдёргивать руку от её лица и осторожно убираю за ухо выбившуюся прядь волос. – Я забираю назад все слова,Нана,  которые когда-то тебя обидели.

– Я тоже, – заворожённо бормочет в ответ и снова впивается белоснежными зубками в алую мякоть нижней губы. – Мир?

Улыбаюсь и хочу кивнуть, но трель дверного звонка меня опережает.

– Пицца, – произносим враз.

Нана бежит в прихожую встречать курьера, а я – на кухню. Ставлю чайник и накрываю на стол, а позже невольно зажмуриваюсь, вдыхая аромат принесённой на кухню «Маргариты».

– Ветров, у меня сейчас желудок сам себя съест, а ты спишь! Доставай тарелки! – командует мартышка и выставляет на стол три коробки с пиццей.

– Куда так много? – Приподнимаю брови, попутно выполняя приказ Наны.

– Будем навёрстывать упущенное, Сава! – Пожимает плечами и втягивает носом ароматный, пропитанный плавленым сыром и свежеиспечённой булкой воздух. – Чувствую, мы ещё за добавкой побежим!

Нана нетерпеливо облизывается и потирает ладони.

– Сава! – жалобно стонет. – Тарелки!

– А! – смеюсь и протягиваю те Нане, а потом случайно ляпаю лишнее: – Прости, засмотрелся!

Шею вжимаю в плечи и невольно морщусь —вот идиот! Но Нана, видимо, настолько голодная, что ничего не замечает.

– Понимаю! – кивает она и пытается достать из коробки огромный кусок грибной пиццы. Тот обжигает её пальцы и не поддаётся, тягучими нитями сыра цепляясь за основание. – Я тоже не могу от этой вкуснятины  глаз отвести! Налетай, Ветров, а то всё сама слопаю!

Нана бросает на меня хитрый взгляд и тут же начинает смеяться. Искренне. От души. Совершенно  не думая, как выглядит со стороны, и не оглядываясь на мнение окружающих. Вот она настоящая! Живая! Эмоциональная!  Сажусь напротив и, позабыв про голод, неустанно смотрю на её улыбку, ямочки на щеках и в сотый раз убеждаюсь, что идея с английским вышла весьма крутой! У пускай изображать из себя полного дурака было непросто, сейчас смело могу заявить: игра стоила свеч!  А то ли ещё будет, когда Нана оценит результаты своих усилий на уроках в лицее.

– Ты мне так и не рассказал про татуировку, – с набитым ртом произносит Нана.

– А что с ней не так? – Откусываю огромный кусок от «Маргариты» – любимой пиццы отца. Глупо, конечно, но мысли о нём и маме ранеными птицами бьются в сознании.

– Тебе всего семнадцать, – Нана делает глоток сладкого чая. – Когда ты успел её нанести?

– Набить, – хмыкаю и тянусь за вторым куском пиццы.

– Что? – переспрашивает Нана и, оторвав губы от края чашки, вопросительно смотрит на меня.

– Татуировку набивают. Тонкой иглой.

– Фу, это должно быть больно? – Нана морщит нос, внимательно рассматривая рисунок на моей шее.

– Не больнее жизни, – усмехаюсь её наивности и тут же понимаю, что снова всё испортил.

Поза девчонки из расслабленной и немного вальяжной моментально становится напряжённой. Марьяна отодвигает от себя чашку и, сжав губы в тонкую полоску, отворачивается к окну.

Гнетущее молчание заполоняет собой пространство вокруг, а наше общение снова грозит откатиться на прежний уровень.

– Я набил её год назад. На свой шестнадцатый день рождения, – первым начинаю разговор.

– Так просто? – Марьяна продолжает смотреть в окно и нервно теребить пальцы. – Разве можно в шестнадцать?

– А кто мне мог запретить? – едва сдерживаю смех. – Ты меня плохо знаешь

– Я не о том, Ветров! – Нана возвращает своё внимание ко мне. –  Ни один тату-мастер не возьмёт подростка без разрешения родителей, разве нет? Я как-то заикнулась, что хочу бабочку на плече, так меня чуть в порошок не стёрли. А у тебя вся шея в узорах!

– Так то тату-мастер в каком-нибудь салоне. Мне мою Сивый набил, в подвале. Мы тогда Федькой в бегах были. Почти неделю по подворотням слонялись. Нас, конечно, нашли, а тату, вот,  осталась. Ох, и получил я тогда! – меня всё же пробивает на смех. И хотя ничего весёлого в той ситуации не было, меня забавляет ошарашенное личико Наны.

– Дурак! – бросает она и надувает губки.

– Тебе же вроде нравится татушка? – Ладонью касаюсь шеи. – Нет?