- Добрый вечер, девочки, - появление Полины собственной персоной в нашем кабинете становится полной неожиданностью, и мы подскакиваем, как оловянные солдатики по стойке смирно. - Не дождалась вас, Нина Сергеевна.
- Планировала зайти к вам перед уходом, - оправдываюсь, говоря правду, но от этого почему-то чувствую себя глупо.
После инцидента в кабинете Алиловой, мы не пересекались даже случайно, и сейчас, кажется, нам обеим неловко.
- Это для моего мужа, - передо мной ложится на стол толстая папка. - Хотела попросить, чтобы вы передали её лично в руки, потому что там документы, не предназначенные для посторонних глаз.
- Да, конечно, - часто киваю. - Будет сделано.
- Светлана Владимировна предположила, что вы можете задержаться в Москве на неделю, так что исходим из этого срока.
Неделя? Сначала два дня, затем пять, а сейчас неделя? Срок моей командировки увеличивается в геометрической прогрессии слишком быстро в рамках одного дня. Остановитесь, или я сойду с ума…
- Что-то не так? - голос Полины звенит, предупреждая об опасности. - Вам не с кем оставить ребёнка?
- Всё хорошо. Есть.
- Вот и отлично, - фыркает, - не хотелось бы, чтобы дети становились причиной проблем в моей компании.
Едва сдерживаюсь, чтобы не возразить, а устрашающий взгляд Уваровой и вовсе говорит мне: «Не смей открывать рот».
- Ещё указания будут? - уточняю, чтобы не попасть впросак, оказавшись в столице, когда выяснится, что Алилова о чём-то забыла.
- Нет, - круто развернувшись, она следует к двери, но останавливается, обращаясь ко мне: - И помните, всё, что вы видите и слышите, остаётся в этом офисе.
Неприкрытый намёк Полины на моё молчание. Мне придётся общаться с её мужем, который не должен знать, чем занимается его жена помимо работы или же вместо неё.
- Вот видишь, - шепчет начальница, - даже Полина Степановна понимает важность сохранности информации. Она, конечно, супруга генерального и является частью общего бизнеса, но всё же не желает выворачивать всю подноготную.
- Да, конечно, вы правы, - соглашаюсь с Уваровой, прекрасно понимая, о чём на самом деле говорила Полина.
Еду домой с заветной папкой в сумке и острым желанием отбрыкаться от этой поездки, представляющейся мне огромной, неожиданно навалившейся проблемой. Перебираю варианты разговора с сестрой и аргументы, которыми смогу апеллировать. Выхожу на своей остановке и не спеша плетусь к дому, издалека замечая ярко-голубую ауди Орехова.
Чёрт, только разборок мне сейчас не хватало! Готова взвыть, и, развернувшись, бежать куда угодно, только подальше от бывшего мужа.
- А ты домой не торопишься, да? - начинает с вопроса наше общение. В принципе, как всегда: приветствие - это не про него.
- Егора и Мишу из сада забрала Яна. Они уже дома, - указываю на припаркованный автомобиль сестры. - Сегодня последний рабочий день недели, завтра – выходные. Не вижу поводов торопиться.
- Нина, забери иск на раздел имущества. Я выполню твои условия.
- Пять миллионов и мою машину?
- Два и машина.
- Нет, - заявляю уверенно. Я уже давно поняла, что Орехов не желает пилить фирму, но храбрится, не хочет показывать свои слабые места. - Или удовлетворение моих первоначальных условий, или мы идём в суд. Всё просто. Но обещания на словах мне неинтересны - только через нотариуса и юридический документ. Никак иначе.
- Ты в создании фирмы не участвовала. Ничего там не делала! - срывается на крик, и его лицо становится багровым от злости.
- Так же, как и дом не строила, в котором мы жили. Тебя послушать, так я последние три года только собой занималась, по магазинам бегала и равнодушно смотрела в ваши с сыном голодные глаза.
- И что, хочешь сказать плохо жила?
- Хорошо жила, Юра, сытно. Только несчастливо, как оказалось. Жить я только сейчас начинаю.
- Да ты вообще меня никогда не любила, поэтому я и нашёл Иру, которая поняла, приняла, прониклась мной, - нервничает, прохаживаясь вдоль машины. Только сейчас осознаю, что последние пару месяцев Орехов не смотрит мне в глаза, уводит взгляд в сторону.
- А ты проникал в неё по несколько раз в неделю, когда дома не ночевал, - прыскаю, удивляясь собственному высказыванию. Становлюсь язвой благодаря урокам Янки. - А потом приходил домой, ложился рядом и засыпал. Совесть не скреблась? Хотя, какая там совесть. Она умерла при твоём рождении, - равнодушный взмах ладонью выводит Орехова из себя.
- А теперь слушай сюда, - наступает, прижимая меня к машине. - Я прописался в Москве и запросил перевод дел в столицу. Там у тебя не будет ни единого шанса оттяпать у меня половину. Там ты никто и звать тебя никак.
Сжимаюсь в комок, принимая каждое слово. Перевёл в Москву? Так можно? Я рассчитывала, что судебный процесс пройдёт здесь, как и два предыдущих. Вероятно, паника на моём лице настолько явная, что Орехов расплывается в улыбке, подобно довольному жирному коту. Отталкиваю его, вырываясь из капкана.
- Да, пожалуйста. В Москве, так в Москве, - бросаю безразлично, чтобы через несколько минут скрыться за дверями подъезда.