– Тогда давайте ее обратно, – сказал Худ. – Полным-полно тех, кому это надо.
Вторую солнечную батарею уже успешно спустили с крыши и пронесли мимо нас к джипу. Я сунула обе упаковки в карман; Худ, заметив это, заговорщицки мне подмигнул, но я никак не прореагировала.
– Там, в нижнем доме, кто-нибудь есть? – Он мотнул головой в сторону моего коттеджа. – Например, молодые парни, о которых нам следует знать заранее?
Я с острой завистью вспомнила, как Маринус и другие Хорологи подвергали людей «убеждению», заставляя их сделать то, что нужно им. А у меня в качестве средства убеждения имелся только собственный язык.
– Мистер Худ, у моего внука диабет. Его состояние контролируется с помощью инсулиновой помпы, которую нужно перезаряжать каждые несколько дней. Если вы заберете наши солнечные батареи, вы его убьете. Пожалуйста, не делайте этого.
Было слышно, как на холме блеют овцы, абсолютно равнодушные к расцветам и падениям человеческих империй.
– Увы, бабушка, ваш внук родился в Эпоху Невезения. Считайте, его убил некий влиятельный господин из Шанхая, который решил, что Арендованные Территории в Западном Корке не окупают своего содержания. Даже если мы оставим вам батареи, их у вас через неделю уволокут бандиты.
Цивилизация как экономика или как «цыганское чудо»: если люди перестают в нее верить, она попросту умирает.
– Неужели вы по ночам спите спокойно? – спросила Мо. – И вас не мучают кошмары?
– Первое дело – это выжить, – повторил Худ.
– Это не ответ, – фыркнула моя соседка. – Видимо, «черничка», которую вы пытаетесь всучить каждому, помогает вам заглушить остатки совести.
Худ, не обращая на слова Мо ни малейшего внимания, повернулся и с нежностью, которой я в нем никак не подозревала, вдавил мне в ладонь третий цилиндрик с ядом, накрыв руку своей большой рукой. И вспыхнувшая было надежда подобно электрическому разряду ушла из моего тела в землю сквозь подошвы башмаков.
– Там, в нижнем доме, никого нет. Пожалуйста, не трогайте моих кур.
– Мы не тронем ни перышка, бабушка, – пообещал Худ.
Бородатый великан уже тащил лестницу по тропе к Дунен-коттеджу, но тут совсем рядом с нами вдруг что-то взорвалось, словно пробив дыру в плотной тишине полдня, и все вздрогнули и напряглись – даже Мо и я.
Неужели это в Килкрэнноге? Эхо, эхо, эхо и отголоски эха…
Кто-то крикнул:
– А это еще,
Парнишка с изуродованным «крысиной лихорадкой» лицом сказал, показывая пальцем:
– Это вон там…
И мы увидели, как над стеной фуксий поднимается огромный, как джинн, столб жирного черного дыма, в котором поблескивают оранжевые вспышки. Сперва столб поднимался совершенно вертикально, а потом его начало сносить ветром за гору Кахер. Кто-то хрипло воскликнул: «Да это же гребаное нефтехранилище!»
Худ тут же включил свое переговорное устройство:
– База, это «Роллс-Ройс». Мы находимся в Дунене, в миле от Килкрэннога. Что там за взрыв? Прием.
За дальним полем слышался тошнотворный грохот оружейной стрельбы.
– База, это «Роллс-Ройс»… Вам нужна помощь? Прием!
Из наушников Худа даже до нас доносилась чья-то невнятная, лихорадочно быстрая речь, в которой отчетливо чувствовалось паническое возбуждение.
– База? Это «Роллс-Ройс». Прошу ответить на вопрос. Прием. – Худ подождал, глядя на дым, по-прежнему застилавший небеса над Килкрэнногом, потом переключил связь на кого-то другого и сказал: – «Ауди»? Это «Роллс-Ройс». У вас есть связь с Базой? Что там случилось в городе? Прием.
Он снова подождал. Ждали и все мы, глядя на него. Но в наушниках была тишина.
– Значит так, парни: либо это крестьяне восстали, либо у нас
Восемь «ополченцев» тут же погрузились в джипы, даже не взглянув на нас с Мо. Джипы задним ходом выбрались на главную дорогу и рванули в сторону шоссе.
А стрельба в Килкрэнноге становилась все более интенсивной.
Значит, поняла я, нам еще, возможно, удастся перезарядить инсулиновую помпу Рафика.
И, по крайней мере, пока все будет как прежде; но Худ сказал, что скоро появятся бандиты.
– Вот гады, даже мою чертову лестницу обратно не принесли! – проворчала Мо.