Простые смертные

Мы поцеловались, но отнюдь не так страстно, как было заявлено, и Холли оказалась вовсе не так уж пьяна, хотя я отчасти все же на это надеялся. Господи, когда это Холли перестала перед поцелуем приоткрывать губы? Сейчас у меня было ощущение, словно я целую застегнутую молнию. Я вспомнил афоризм Биг Мака: чтобы заняться сексом, женщине необходимо почувствовать, что ее любят; а мужчине, чтобы почувствовать, что его любят, нужно заняться сексом. Я-то придерживался своей половины сделки – во всяком случае, мне так казалось, – а вот Холли в последнее время вела себя так, словно ей не тридцать пять, а все сорок пять или даже пятьдесят пять. Конечно, жаловаться нельзя, иначе она сочтет, что я оказываю на нее давление. А ведь когда-то мы с Холли могли разговаривать о чем угодно, то есть абсолютно обо всем, но теперь количество запретных тем и территорий существенно увеличилось. И это вынуждало меня… Нет, печальным выглядеть мне тоже не полагалось, потому что тогда я «становился похож на мальчика, который дуется, потому что не получил мешочек со сластями, который, с его точки зрения, он вполне заслужил». Я никогда не вел себя нечестно по отношению к Холли – никогда! – хотя Багдад, конечно, отнюдь не рассадник доступного секса; но иной раз меня просто угнетало, что мне, тридцатипятилетнему здоровому мужику, без конца приходилось все «брать в свои руки». Хотя, например, одна датская фотожурналистка, с которой мы в прошлом году общались в Таджикистане, была очень даже не прочь приятно провести со мной время, но меня слишком беспокоила мысль, как я буду чувствовать себя, когда такси доставит меня на Стоук-Невингтон, и Аоифе выбежит мне навстречу с радостным воплем: «Папочка-а-а приехал!»

Холли снова ушла в ванную. На этот раз дверь она оставила открытой. Смывая макияж, она как бы между прочим спросила:

– Ну что, ты собираешься мне все рассказать или нет?

Весь подобравшись, я осторожно присел на краешек двуспальной кровати и сделал вид, что не понял:

– Что «все»? Что ты хочешь, чтобы я тебе рассказал?

Она протерла ваткой под глазами.

– Ну, я пока еще не знаю.

– А почему ты решила, что мне есть… что тебе рассказать?

– Не знаю, Брубек. Должно быть, просто женская интуиция сработала.

Я в такие штуки не особенно верил, но Холли, пожалуй, и впрямь обладала недюжинной интуицией.

– Олив просила меня остаться в Багдаде до декабря.

Холли на секунду замерла; потом уронила ватку и повернулась ко мне:

– Но ты же сказал ей, что в июне уходишь.

– Да. Сказал. Но теперь она просит меня передумать и остаться.

– Но ведь ты и мне уже сказал, что в июне уходишь. Мне и Аоифе.

– Я обещал ей перезвонить в понедельник. После того как обсужу ее просьбу с тобой.

У Холли был такой вид, будто я ее предал. Или она поймала меня за загрузкой порнофильма.

– Мы же договорились, Брубек! Что это будет твое самое-самое последнее продление!

– Речь идет всего лишь о каких-то шести месяцах.

– Ой, ради бога! Ты и в прошлый раз говорил то же самое.

– Конечно, но поскольку я получил премию Шихан-Дауэр, то мне…

– А также в позапрошлый раз. «Всего каких-то полгода, и я уволюсь».

– Благодаря этим деньгам, Холл, мы сможем заплатить за колледж для Аоифе на целый год вперед.

– Аоифе предпочла бы иметь живого отца, а не возможность расплатиться с долгами!

– Зачем же так… гиперболизировать! – В наши дни нельзя так просто назвать рассерженную женщину «истеричкой»: это считается сексизмом. – Не зацикливайся ты на этом ради бога.

– По-моему, то же самое и Дэниел Пирл сказал своей девушке, вылетая в Пакистан: «Ну что ты гиперболизируешь!» Так ведь?

– Знаешь, это просто бестактно. И совершенно неправильно. И потом, Пакистан – не Ирак.

Холли опустила крышку унитаза, уселась сверху; теперь наши с ней глаза оказались на одном уровне.

– Меня каждый раз просто тошнит от страха, когда я слышу по радио слова «Ирак» и «Багдад». Меня тошнит от бесконечных бессонных ночей. Меня тошнит от необходимости постоянно скрывать свой страх от Аоифе. Фантастика! Ты – востребованный, получивший массу премий журналист, но у тебя есть шестилетняя дочка, которая хочет, чтобы ей помогли научиться ездить на обыкновенном двухколесном велосипеде без вспомогательных колесиков. А еще она хочет постоянно слышать твой голос, а не какие-то прерывающиеся, еле слышные восклицания раз в два-три дня и не дольше одной минуты – это еще если спутниковый телефон будет работать! Мне, во всяком случае, этого недостаточно! Ты действительно подсел на войну. Брендан прав.

– Ничего я не подсел! Я просто журналист, занимающийся своим делом. Точно так же, как Брендан занимается своим делом, а ты – своим.

Холли потерла виски, словно у нее вдруг разболелась голова, и сказала: