Простые смертные

Секунды ползли, как в замедленной съемке; такое ощущение, словно мы и впрямь обкурились и превратились в персонажей детских мультфильмов, в две половинки лошади из какого-то спектакля или еще в кого-то в этом роде. Мы так и застыли на месте; потом, словно очнувшись, Брубек пропихнул меня в маленькую деревянную дверцу позади органа, которую я и не заметила, и мы очутились в какой-то странной комнате с высоким потолком и лесенкой, ведущей к люку. Наверное, это была ризница, а лестница вела на колокольню. Брубек прислушался, прижавшись ухом к дверной щели; никакого другого выхода оттуда не было, только в углу стояло нечто вроде буфета или шкафа. Вошедшие явно приближались к нашей двери; во всяком случае, я отчетливо слышала два мужских голоса, а третий голос, по-моему, принадлежал женщине. Надо же было так вляпаться! Мы с Брубеком посмотрели друг на друга. Выбор у нас был невелик: либо остаться и попробовать как-то заговорить этим людям зубы, либо спрятаться в шкафу, либо белкой взлететь по лестнице, надеясь, что люк откроется, а пришедшие, кто бы они ни были, за нами не погонятся. Хотя теперь мы, пожалуй, удрать по лестнице уже не успели бы… Одним махом Брубек засунул меня в шкаф, затем залез туда сам и поплотней прикрыл за собой дверцу. Внутри шкафа оказалось куда меньше места, чем представлялось снаружи; у меня было такое ощущение, словно я прячусь в половинке гроба, поставленного вертикально… да еще и вплотную прижата к парню, к которому не питаю никаких чувств и уж тем более не хочу к нему прижиматься.

– …но ведь он считает себя вторым воплощением этого гребаного Фиделя Кастро! – донеслось до нас. Значит, эти люди уже вошли в ризницу. – Можете любить Мэгги Тэтчер или ненавидеть – хотя очень многие делают и то, и другое, – но ведь она-то выборы выиграла, а Артур Скаргилл[11] нет. Да он даже и от собственного профсоюза не баллотировался.

– Дело совсем не в этом, – сказал второй мужчина, явно лондонец. – Забастовка напрямую связана с нашим будущим. Вот почему правительство использует любой грязный трюк – шпионов MI5, лживые СМИ, ликвидацию льгот для семей шахтеров… Попомните мои слова: если шахтеры проиграют, то вашим детям скоро придется работать по викторианскому графику за викторианскую плату.

Брубек так вдавил свое колено в мое бедро, что нога у меня начала неметь.

Я попыталась шевельнуться, и он тут же чуть слышно прошипел: «Тс-с-с».

– Но нельзя же вечно поддерживать умирающие отрасли, – возразил лондонцу первый мужчина с деревенским выговором, – тут она права. Иначе мы бы и до сих пор махали вилами и кирками, трудясь на хозяев замков, строителей каналов или жрецов-друидов. Скаргилл пытается отстоять экономику и политику некоего Волшебного острова, этакой дерьмовой Волшебной Горы.

Я чувствовала спиной, как тяжело дышит Брубек, как поднимается и опускается его грудь.

– А ты когда-нибудь бывал в шахтерском городке? – спросил лондонец. – Сейчас-то тебе туда лучше не ездить, слишком уж там шумно; да тебя, собственно, и близко не подпустят. Но, знаешь, когда умирает шахта, то умирает и сам такой городок. Уэльс и Север – это тебе не Юг, а Йоркшир – это далеко не Кент, и энергетические ресурсы – это не просто промышленное производство. Энергия – это безопасность. Нефтяные месторождения на Северном море в итоге иссякнут, и что потом?

– Философский спор, господа, – вмешалась женщина. – Как насчет того, чтобы подняться наконец на колокольню?

Затопали ноги, заскрипели перекладины деревянной лестницы: какое счастье, что мы не выбрали колокольню в качестве убежища! Через несколько минут в ризнице воцарилась тишина – видимо, все трое поднялись наверх. Я снова попыталась размять онемевшую ногу, и Брубек охнул от боли. Я еле слышным шепотом осторожно спросила:

– Ты что?

– Ничего. Но раз уж ты спросила, то ты кое-куда очень удачно попала.

– Ты уж как-нибудь пристройся поудобней. – Я втиснулась в стенку шкафа, пытаясь освободить для него хоть чуточку места. – Слушай, может нам попробовать выбраться отсюда?

– Может быть. Только двигаться надо совсем бесшумно. В общем, как только…

И тут душная тьма буквально загудела от звона колоколов. Брубек моментально распахнул дверцу – в шкаф так и хлынул свежий воздух – и чуть ли не кубарем выкатился оттуда; затем помог вылезти мне. Высоко наверху в открытом люке виднелись чьи-то полные лодыжки. Мы на цыпочках прокрались к двери, точно парочка отпетых бандюганов из «Скуби-Ду»…

* * *

Мы сломя голову неслись прочь от церкви, словно военнопленные, сбежавшие из лагеря Колдиц[12]. В голубых вечерних сумерках колокола звучали светло и сентиментально. В итоге от бега у меня закололо в боку, и мы плюхнулись на скамейку возле дорожного указателя с названием деревни.

– Совершенно типичный случай, – сказал Брубек. – Как только я собираюсь продемонстрировать свое Умение Выживать В Диком Краю, тут же случается Вторжение. Нет, мне просто необходимо покурить! Тебе сигарету дать?

– Давай. Как ты думаешь, сколько они еще будут трезвонить?