Простые смертные

Он улыбнулся, демонстрируя усилия американского дантиста, стоившие Хорологам двадцать тысяч долларов. Собственно, все, что имел Садакат, было либо заработано им на службе у Хорологов, либо ими подарено. Что вполне естественно, ибо большую часть своей жизни он провел в психиатрической лечебнице в пригородах английского города Ридинга. Туда же устроилась секретарем некая Хищница-одиночка, которая сразу взялась обхаживать пациентку с высоким уровнем психической энергетики, и та успела поделиться своими конфиденциальными переживаниями с Садакатом до того, как из несчастной понемногу выцедили всю душу. Я избавилась от этой Хищницы в ходе весьма напряженной дуэли в ее заросшем саду, но «редактировать» то, что Садакат узнал о мире Вневременных, не стала, а просто постаралась изолировать тот сектор его мозга, в котором таилась шизофрения, лишив его связи с соседними секторами. Благодаря этому он почувствовал себя практически исцеленным и заявил, что отныне будет мне благодарен по гроб жизни, а я привезла его в Нью-Йорк и сделала стражем дома 119А. Это было пять лет назад. А примерно год назад наш верный слуга и приверженец был обращен в иную веру в результате нескольких встреч с Анахоретами в Центральном парке, где Садакат каждый день занимался физкультурой вне зависимости от погоды. Ошима, первым заметивший в его душе следы воздействия Анахоретов, требовал немедленно «отредактировать» воспоминания Садаката за последние шесть лет, а затем убедить его сесть на корабль, занимающийся контейнерными перевозками в Россию, и отправить на Дальний Восток. Смесь сентиментальности и желания – вопреки собственной интуиции – переубедить «крота» Анахоретов и заставить его действовать против них заставила меня остановить грозную руку Ошимы, уже занесенную для мести. Последовавшие за этим двенадцать месяцев оказались исполнены опасности и бесконечных догадок относительно возможных намерений наших врагов. Л’Окхне даже пришлось перестроить сенсорные устройства в доме 119А, чтобы незамедлительно определять наличие токсинов в пище, если Садакат получит приказ попросту нас отравить. Впрочем, все так или иначе сегодня должно было прийти к логическому завершению, хорош будет этот конец или плох.

Как же я ненавидела эту Войну!

– Идем, – сказал Ошима Садакату. – Давай в последний раз проверим надежность цепи в наших «волшебных» коробках…

Они пошли наверх проверять оборудование, чтобы заранее подготовленная система в последнюю минуту не подвела. Аркадий поднялся в садик на крыше, чтобы под неохотно брызжущим дождиком заняться своей любимой гимнастикой. Уналак удалилась в гостиную, чтобы отправить инструкции своим кенийским сотрудникам. Я же прошла в кабинет, чтобы передать Л’Окхне протоколы хорологических совещаний и прочие документы. С этой задачей я справилась быстро, и Л’Окхна, самый молодой из нас, крепко пожал мне руку на прощанье и выразил горячую надежду вскоре вновь с нами встретиться, а я ответила, что и сама очень на это надеюсь. Затем он незаметно покинул 119А через тайный ход. До появления Д’Арнока оставалось еще минут тридцать, и я просто не знала, чем себя занять. Поэзия? Музыка? Бильярд?

Я спустилась вниз и обнаружила у бильярдного стола Холли, которая как раз собирала шары.

– Надеюсь, – спросила она, – ничего страшного, если я немного погоняю шары? Просто для развлечения? Все куда-то разбрелись, и я просто…

– А можно и мне к вам присоединиться? – спросила я.

Она была удивлена:

– Вы играете?

– Когда не сражаешься с дьяволом за шахматной доской, ничто так хорошо не успокаивает нервы, как стук кия по шарам.

Холли выровняла шары треугольником и спросила:

– Можно мне задать вам один вопрос личного свойства? – Я кивнула: мол, начинай. – У вас есть семьи?

– Мы часто возрождаемся внутри какой-то семьи. Иногда у нашего временного «хозяина» полно родственников, как, например, у Жако. У нас бывают и любовные связи, как у Уналак и Инес. Кстати, до начала ХХ века незамужней женщине даже путешествовать одной считалось не совсем приличным; во всяком случае, это вызывало определенные проблемы.

– Значит, вы тоже были замужем?

– Пятнадцать раз. Но после 1870 года больше ни разу. В целом больше, чем Лиз Тейлор и король Генрих Восьмой вместе взятые. Вам, впрочем, хочется знать, способны ли мы зачать ребенка, так? – Я махнула рукой, как бы отметая ее смущенную попытку возразить. – Нет. Не можем. Таковы правила и условия нашего существования.

– И это правильно. – Холли задумчиво натирала мелом кончик кия. – Наверное, было бы очень трудно жить…