По Чёрч-лейн мы вышли на центральную площадь Килкрэннога. Впереди виднелся бар Фицджеральда, низенькое, какое-то ползучее строение, такое же старое, как и сама деревня. Фицджеральды все время что-то пристраивали к своему бару, и за несколько веков он существенно разросся, точнее, расползся, а недавно его еще и выкрасили белой краской. Вороны сидели на многочисленных коньках его черепичных крыш, словно предвещая что-то недоброе. Справа было дизельное депо, которое, когда я впервые сюда переехала, было самой обыкновенной заправочной станцией, и все мы заправляли там свои «Тойоты», «КИА» и «Фольксвагены», словно никакого завтра для нас не существовало. Зато теперь это завтра наступило, и заправка существовала только для кооперативной автоцистерны, которая объезжала все фермы по очереди. Слева стоял кооперативный магазин, где вскоре специальная комиссия как раз и должна была распределять коробки с пайком, а на южном конце площади находилась наша мэрия. Мэрия также служила в День Конвоя и чем-то вроде рынка. Именно туда мы и направились, и Мартин придержал дверь, помогая мне вкатить коляску. В зале было шумно, но смеха слышно почти не было – Хинкли-Пойнт даже сюда отбрасывал свою длинную тень. Мартин сказал, что постарается попозже непременно со мной увидеться, и отправился по своим делам. Айлин поискала глазами Оззи и направилась к нему: ей нужно было поговорить с ним о каких-то металлических деталях для шлюпки; а я стала осматривать прилавки, пробираясь между раскладными столиками с яблоками, грушами, медом, яйцами, марихуаной, сыром, домашним пивом, самогоном, пластмассовыми бутылками и коробками, вязаными вещами, старой одеждой, старыми книгами и тысячами других подобных вещей, которые мы когда-то в лучшем случае сдавали в благотворительные лавки или в помощь переселенцам. Когда двадцать пять лет назад я впервые переехала на полуостров Шипсхед, торговля на рынке в Западном Корке шла вовсю; местные продавали там домашнее печенье и варенье, а хиппи пытались всучить немецким и голландским туристам скульптуры ирландского «зеленого человека». Люди даже с весьма средними доходами вполне могли купить органическое средство от паразитов, крупные финики из Меджула и моцареллу из буйволиного молока. Теперь же на рынке, как когда-то в супермаркетах, можно было купить все что угодно, кроме продуктов, которые выдавались только в коробках с пайком. С нашими «усовершенствованными» детскими колясками, инвалидными креслами и старыми тележками из супермаркета, мы выглядели как толпа голодных, небритых, не пользующихся косметикой людей, торгующих всяким барахлом, – просто пародия на посетителей «Лидл» или «Теско», а ведь всего каких-то пять-шесть лет назад в этих супермаркетах товаров было полно. Да мы, собственно, и не торговали, а занимались бартером, обменом, хотя в ходу были и деньги – юани и доллары, – а также «деньги» Шипсхеда, металлические кружочки с цифрами, введенные в оборот тремя мэрами Дарраса, Охакисты и Килкрэннога. Не обходилось, разумеется, и без обмана. Мне удалось «превратить» сорок восемь куриных яиц в дешевый китайский шампунь, которым вполне можно было и стирать; а несколько мешочков с солью из водорослей и выращенные в огороде кочаны капусты я поменяла на некрашеную шерсть из Килларни – мне нужно было довязать одеяло; на желе из красной смородины – кстати сказать, стеклянные банки стоили дороже самого желе – я выменяла карандаши и пачку бумаги А4, из которой мы сшивали школьные тетрадки; записи в старых тетрадях дети уже столько раз стирали ластиком, что страницы стали почти прозрачными; и, наконец, я очень неохотно обменяла последнюю пару хороших резиновых сапог, которые пролежали в коробке лет пятнадцать, на листы прозрачного пластика, которые намеревалась, во-первых, превратить в дождевики с капюшонами для нас троих, а во-вторых, использовать их для починки парника после зимних бурь. Полиэтиленовую пленку теперь найти было трудно, но непромокаемые резиновые сапоги и вовсе были редкостью, так что, как только я заявила: «Ну что ж, тогда в другой раз» и сделала вид, что ухожу, мой потенциальный «покупатель» тут же прибавил к пластику двадцать метров акриловой веревки и связку зубных щеток. Я волновалась за зубы Рафика. В нашей диете, как и у всех вокруг, было очень мало сахара; впрочем, ни одного дантиста в Корке все равно уже не осталось.