Простым ударом шила

— Стойте, стойте, инспектор! Подождите минутку, дайте собраться с мыслями, и я отвечу на все ваши вопросы, даже такие, которые вы еще не задали. Я наконец-то начинаю понимать кое-что из происходящего в этом сумасшедшем доме. Я сейчас поведаю вам историю, которая… Нет, мисс Браун, я подпишу эти письма позже… Мне все равно, попадут они в дневную почту или нет. Я занят… И на телефонные звонки отвечать не буду, даже если сам лорд-канцлер… Нет, я не ожидаю от него звонка, но на тот случай, если ему вдруг вздумается позвонить… Прошу вас, мисс Браун, пожалуйста, уйдите!.. А теперь, инспектор, слушайте и решайте, что вы сможете извлечь из услышанного…

— Простите, мистер Петтигрю, — сказала, заглянув в кабинет, мисс Браун четверть часа спустя.

— Мисс Браун, я же сказал, что занят!

— Я знаю, но, думаю, вам следует это увидеть. Это может оказаться важным.

— Прекрасно, положите на приставной столик, я взгляну сразу же после… А что там?

— Доклад инспектора по делу Бленкинсопа, мистер Петтигрю. Его только что доставил дневной курьер.

Глава двенадцатая Предварительное разбирательство и после него

Моллет с бесстрастным выражением лица смотрел на документ, который положила на стол мисс Браун. Минуту или две ни он, ни Петтигрю не произносили ни слова. Затем инспектор устало встал со стула.

— Что ж, — сказал он, — этого следовало ожидать, не так ли? Позаимствовано и возвращено. Я бы не удивился, увидев в конце принятую в государственных службах пометку: «Ознакомлен, благодарю». Курьер, разумеется, понятия не имеет, где именно подхватил эту папку. Просто взял ее с чьего-то подноса вместе с кучей других бумаг и доставил куда положено. И если бы я случайно не зашел сюда сегодня утром, никто бы и не догадался, что доклад прибыл отнюдь не из приемной управляющего.

— Интересно, сколько еще моих бумаг попадает в такую ловушку? — заметил Петтигрю.

— Не думаю, что мы когда-нибудь это узнаем. Я виню себя за то, что вообще выпустил доклад из рук, но теперь поздно говорить об этом. Ну что ж, мистер Петтигрю, все вроде бы становится на свои места? В любом случае наш разговор оказался очень интересным, и я не забуду того, о чем вы мне рассказали. Увидимся днем на предварительном следствии.

Народу на следствии собралось не много. Единственным, кроме Петтигрю, сотрудником Контрольного управления оказался представитель администрации, явившийся, вероятно, узнать, каким образом штат его учреждения сократился на одну единицу. Местная пресса была представлена неряшливой молодой женщиной, по выражению лица которой, лишенному всякой искры интереса, легко было предположить, что никакая новая по сравнению с утренним открытием информация из полиции не просочилась. Жюри, состоявшее из семи человек, имело такой же твердокаменный вид, какой имеют все присяжные в мире. Кроме этих персонажей, в зале суда не набралось и дюжины зрителей, и никому из тех, кто не обратил внимания, что половина из них — полицейские в штатском, было невдомек, что разбирательство может оказаться хоть сколько-нибудь занимательным.

Первым свидетелем был озабоченный мужчина средних лет в черном галстуке. Он оказался братом мисс Дэнвил и ее единственным родственником. Сообщив, что в больничном морге опознал покойную как свою сестру, он уже через несколько секунд покинул свидетельскую трибуну. Неряшливая журналистка черкнула несколько слов в своем блокноте, постучала по зубам кончиком карандаша и зевнула. Она еще не успела и рта закрыть, как врач, которого Петтигрю видел в пятницу на месте происшествия, коротко доложил, что был вызван в здание Контрольного управления и нашел там уже умершую мисс Дэнвил. Потом на свидетельском месте появился окружной патологоанатом и начал подробно излагать результаты вскрытия. Он говорил на своем сугубо научном языке, так что прошло немало времени, прежде чем корреспондентка осознала смысл его речи, после чего начала бешено строчить в блокноте.