Конечно, не вся масса наших правителей, но какая-то их часть поймет, насколько изменилась ситуация, и сделает ставку на демократию налогоплательщика в борьбе с теми правителями, которые действуют по известному принципу «После нас хоть потоп». Соответственно, у общества появится возможность поддержать прагматиков и отобрать власть у тех, кто умеет лишь подавлять.
«В наиболее развитых государствах Западной Европы укореняется переданный им итальянскими городами-государствами новый принцип: свободный человек не платит налогов, в установлении которых не принимал участия он сам или его представители. <...> В 1477 году, после гибели Карла Смелого Бургундского в битве при Нанси, нидерландские города добились согласия бургундских правителей на предоставление им Великих привилегий - права Генеральным штатам Бургундских Нидерландов собираться по своей инициативе и самостоятельно решать вопросы, связанные с налогообложением. Победа конфедерации городов-государств (со всеми характерными для них институтами) над крупнейшей европейской державой - Испанией - стала свидетельством преимуществ налогообложения, основанных на принципах демократии налогоплательщиков и косвенных налогах перед традиционными способами взимания налогов в аграрных государствах. <...>
После "славной революции" 1688 года развитие Англии находится под очевидным влиянием голландских установлений.
<...> Связь событий 1688-1689 годов - стабилизация политического режима, укоренение демократии налогоплательщиков, упорядочение прав собственности, гарантии прав личности - с экономическим ростом, подъемом финансового и военного могущества Англии была для западноевропейских современников очевидным фактом».
От клептократии к демократии
В целом я смотрю в будущее с оптимизмом, но, чтобы оптимизм этот не выглядел розовым, надо принять во внимание
важный момент, из-за которого развитие России даже после смены поколения нынешних правителей может пойти совсем не по демократическому сценарию.
В любой переходный момент своей истории Россия сильно зависела от того, какой образец ей демонстрировал Запад. Практика брать оттуда всё лучшее установилась еще до Петра I, однако конкретный характер заимствований определялся господствовавшими в Европе тенденциями. С Запада мы брали как демократию, так и тиранию: в зависимости от того, что нынче входило в моду.
Петровский деспотизм был лишь «завернут» в национальную оболочку. Основа же оставалась чисто европейской. XVII век создал деспотическое абсолютистское государство во Франции, Испании, Пруссии, Швеции. А наш царь его заимствовал, сочленив с крепостным правом так, как ему представлялось удобным.
Большевики научились марксизму тоже на Западе. Там к концу XIX века активно входили в моду идеи заботы о народе. Ленин со Сталиным взяли за основу идею заботы и провели ее в жизнь так, как сумели. Или, точнее, так, как позволяли отечественные условия.
В отличие от вышеперечисленных деспотов, Александр II проводил идею свободы. В частности, он отменил крепостное право. Удалось это сделать потому, что для Европы середина XIX века была эпохой максимального либерализма, когда абсолютистский деспотизм уже канул в прошлое, а деспотизм националистический и социалистический еще не зародился. В общем, опять всё пришло с Запада.
Михаил Горбачев осуществил перестройку, когда во всем цивилизованном мире поняли, что советский социализм — это ГУЛАГ и дефицит, а вовсе не забота о простом человеке. На Западе к 1980-м гг. стали модны неолиберальные идеи, временно оттеснившие идеи госрегулирования. Горбачев плохо представлял, что хочет построить, и реформировал социализм, заимствуя из Европы те элементы государственного устройства, которые тогда представлялись эффективными.
Всё это важно принимать во внимание, если мы хотим понять, как изменится российское общество, когда уйдет в прошлое путинское поколение правителей и страна в очередной раз будет выбирать путь выхода из системного кризиса.
Конечно, страны Запада были и останутся существенно богаче России. Тем более что те годы, которые нами будет руководить Путин до момента смены поколения правителей, окажутся нелегкими в экономическом смысле. Однако привлекательность западной модели будет зависеть не только от формальных сравнений, осуществляемых по показателю ВВП на душу населения. Важнее субъективные ощущения. Будут ли новые российские лидеры, приходящие на смену путинскому поколению правителей, считать, как Горбачев в свое время, что Запад по-прежнему находится на подъеме, или же они начнут, как Ленин на рубеже XIX XX веков, полагать, будто близится закат Европы, не способной преодолеть свои многочисленные противоречия?