Просвещенные

Сальвадор взглянул на друга. В своих мемуарах он писал: «Я знал, что, как его ни убеждай, он все равно останется. Или я просто придумал себе такое оправдание». Сальвадор отдал Ка Арсенио свою винтовку. После чего «летающей пантерой» выпрыгнул головой вперед через раскрытое окно и рванул к кромке леса, «спасая свою шкуру от нового хора выстрелов, которые я должен был бы встретить рядом с моим товарищем».

Из готовящейся биографии «Криспин Сальвадор: восемь жизней» (Мигель Сихуко)

* * *

Там вдали, за подтопленным куском дороги, по Макати-авеню бегут огни машин.

— Давай, у тебя получится, — говорю; оставшаяся часть трассы идет вдоль реки, но я предпочитаю об этом не говорить — все равно там бетонная набережная.

«…скопления также наблюдаются на Пласа-Миранда, где сейчас проходит стихийный митинг…»

— Слушай, если мы застрянем, — начинаю я, чтобы разрядить атмосферу, — тебе придется меня спасать. Я плавать не умею.

— Харе пиздеть.

— Простите.

Медленно, но ровно мы продвигаемся через журчащую под нами воду.

«…Среди собравшихся видные деятели государственного и городского уровня, в том чис…»

— Бля, сука, сука, бля, — говорит Сэди. — Блядь! — Она резко поворачивает руль для разворота в два приема. — Мы просто… — она переключает на заднюю, — подождем, пока… — мотор начинает чихать, — не кончится.

Машина кренится и глохнет. Мы сидим в тишине. Сэди пытается завести мотор. Он не реагирует. Еще попытка. И еще. Толку никакого. И снова.

— Блядь, блядь, сука, блядь, — говорит она. Бьет по рулю. — Что будем делать?

Я пытаюсь сохранять спокойствие:

— Слушай, а дома у вас есть водитель? Есть? Отлично. Позвони ему на мобильный и скажи, чтоб приезжал за нами на внедорожнике. Он сможет нас вытянуть или, по крайней мере, вывезти, если мы бросим машину здесь.

Сэди звонит. Покусывает губы. Водитель наконец отвечает. Сэди говорит с ним испуганным голосом, командирским тоном. Сообщает, где мы находимся.

— Все ровно. Он просто спал. Уже едет, — говорит она и отбрасывает телефон через плечо на заднее сиденье. С заметным облегчением обнимает меня. — Что ни говори, а на простого человека можно положиться.

Она нервно хихикает. Ее смех звучит очаровательно. Как скрип кроссовок по баскетбольному полю. Мы перелезаем назад и притуляемся друг к другу. Ее волосы пахнут шампунем марки «Боже, твои волосы пахнут потрясающе». Когда я был маленьким, наши няни мыли нам голову таким же.

— Я б, скорее, подумал, что ты пользуешься каким-нибудь навороченным шампунем, — говорю ей.

— Ну, я, вообще-то, простая девчонка.

Я окунаюсь в ее волосы. Шепчу ей на ухо:

— Пахнет моим детством.

— Надеюсь, у тебя было счастливое детство.

— Однозначно.

— Можно тебя спросить?

— Натюрлих.

Мимо окон проплывают темные силуэты. В тиши разговора дождь становится все шумнее.

— Когда мы с тобой познакомились, ты сказал, что у тебя здесь нет родственников. А за ужином обсуждал с родителями своих бабушку с дедом. Почему ты мне наврал?

— Сложно было объяснить.

— Так неприятно, когда тебе врут.

— Я знаю. Прости.

Что-то колышется вдали. Присматриваюсь — темнота, и только.

— Мигель, можешь говорить мне все, я не стану тебя осуждать.

— Правда, прости меня.

Что-то стучит по капоту. Из-за оград частных домов высовываются кроны деревьев и как будто подглядывают за нами.

— А можно еще вопрос?

— Конечно.

— А что будет, когда ты найдешь Дульсинею?

— Найду пропавшую рукопись.

— Ты только поэтому ее ищешь?

— Ну да.

Стук не прекращается. Деревья покачиваются. Дождь барабанит по крыше так, будто над нами трясут ящик с костями.

— Тогда тебе, наверное, лучше оставить ее в покое.

— Почему?

— Если б она захотела как-то поучаствовать в судьбе своего отца, она бы уже проявилась.

— Все не так просто.

Что-то скребет по правому крылу, как будто некто хочет залезть. Мимо проплывает кусок деревянных перил.

— А с бабушкой и дедом ты повидаешься?

— Не-а.

— Почему?

— Так лучше.

— И все так просто? — Сэди убирает челку с моего лба. — Прости, — говорит она и целует меня в лоб. — Это из-за них ты уехал из Манилы?

— Нет.

— А почему?

Что-то глухо ударяется о бампер. Машину огибает сумка-холодильник с логотипом пива «Сан-Мигель». Молния разбивает темные небеса вдребезги. Мы ждем грома. Но раската так и не слышно.

— Мне просто не нравится, кем я здесь становлюсь.

Темная масса перед нами шевелится, будто сама ночь идет к нам поближе.

— Это мой джип? Не хотелось бы идти к нему вброд. Словим еще гепатит какой-нибудь.

— Это что-то плавает в воде.

Дождь усилился так, что приходится повышать голос.

— Знаешь, — говорю, — не то чтоб я не хотел вернуться и работать здесь. Просто тут такое чувство… не знаю…

— Безнадежности? Поступай как все. Просто не беспокойся.

— Это тоже не выход.

— Тогда поцелуй меня.

Я целую.

— Как ты думаешь, я нормально впишусь в Нью-Йорке?

— Впишешься на все сто.

— Это ж не уход от ответственности? Ну то, что я уезжаю.

— Нет. — Я пристально смотрю на Сэди. — Не знаю.