Просвещенные

Страна так сильно изменилась, что мое довоенное детство кажется чем-то невероятным. Я даже не уверен, где мои реальные воспоминания, а где рассказанные мне впоследствии семейные предания с моим участием. Самая удивительная, на мой взгляд, история — про зверей в клетках на ферме дядюшки Одесео. На закате, когда, кроме нас, на улице никого не оставалось, Лена, Нарцисито и я медленно крались между клетками. Там был ягуар с громадными лапами; пара трубкозубов, названных в честь святых Петра и Павла; палаванская панда; кольцехвостые лемуры; гиббоны с кожаными мордами; филиппинский, питающийся обезьянами орел по имени Бонифацио; молодой жираф, который умер, так и не достигнув зрелости. Мы с братом и сестрой бегали от медлительных казуаров, которым разрешалось разгуливать свободно. По воскресеньям, когда его семья принимала все остальные ветви клана (или, по крайней мере, те, что были в фаворе), дядюшка Одесео, бывало, выпускал стремительную тройку газелей, и они бежали, не зная, что поместье — тот же загон, только побольше, и убежать из него невозможно; или потому, что их гнали дети, которых собиралось с десяток, или просто пользуясь случаем, из чистой любви к бегу. Помню, как мы припускали за ними по сходным мотивам. Все это было еще до войны. Вот бы кто-нибудь сфотографировал тот последний семейный пикник, с животными на заднем плане и всеми членами клана. Ведь то был последний раз, когда мы все были вместе, когда наши фамильные владения все еще принадлежали нам, когда духи наших предков все еще пребывали там, в тени деревьев.

Когда началась война, животных быстро разворовали голодные крестьяне. Однажды дядю Одесео жестоко избили, когда он вышел охранять клетки, да там и заснул.

Криспин Сальвадор.« Автоплагиатор» (с. 188)

* * *

Из окна видна Манила. По стеклу бьет косой дождь. Самолет вдруг ныряет, и мысли принимают оттенок безысходности, как бывает всегда в такие моменты. Он закрывает глаза и старается не молиться.

* * *

Самолет продолжает снижаться. Сверху город кажется красивым. Из иллюминатора видны коричневатые прибрежные воды, с геометрическими узорами садков, и смотрится это как картина Мондриана глазами дальтоника. Над заливом заходит солнце; этот тот самый знаменитый закат, какого не увидишь нигде. Скептики приписывают разнообразие его цветов загрязненному воздуху. Потом начинается земля, громадная серая раскоряка, одиннадцать миллионов человек, живущих друг у друга на головах на территории четырехсот квадратных километров — четырнадцать городов и три муниципальных района, небоскребы и лачуги, громоздящиеся друг на друга за пределами Нулевого Километра, сердца Филиппин, города, давшего имя мегаполису: Манила.