Просвещенные

Дуля встал у алтаря и прочел мой текст, как оратор перед толпой избирателей, плененных обещанием бесплатной кормежки. Это была самая благожелательная трактовка чувств, которые Дуля мог испытывать у гроба собственного сына. Может, в действительности его чувство утраты было настолько глубоко, что буквально лишило его дара речи. Он уже похоронил моего отца, который был его любимчиком, и, может, провожать в последний путь второго сына, неуправляемого Марсело, было для него слишком тяжело. Кто знает? В общем, я постарался, чтобы речь удалась на славу. Для пущей важности вставил пару цитат из «Короля Лира» — что-то про звезды, вершащие наши судьбы. И о том, что при рождении мы кричим, вступая на сцену глупости. [91]Цитаты я вставил не потому, что считал Дулю сколько-нибудь похожим на Лира. Оглядываясь назад, я вижу между ними единственное сходство — трагическую склонность к неуемному гневу. Так или иначе, а строчки эти я выписал из цитатника, поскольку не знал, что еще добавить к надгробной речи, которая явно заслуживала большего. Потом моя двоюродная сестра спела прекрасную песню, которую написала специально для своего отца; когда она закончила, мы стали было аплодировать, но Буля строго схватила нас с братом за руки.

Почетный караул из профсоюза охранников — неожиданно прибывший нести вахту у тела своего бывшего казначея, хотя они давно разругались на финансовой почве — собрался нести гроб. «Идите же!» — поторопила нас Буля. Мы пошли и, бесцеремонно оттолкнув охранников, забрали у них гроб. Тот накренился и чуть не упал.

На кладбище гроб открыли в последний раз. Тетя Нэтти, третья жена дяди Марсело, взяла его руку и завыла на небо. Я взялся за другую руку в надежде обрести связь, не испытанную мною при жизни. Тогда я в первый раз коснулся мертвеца. И в последний.

На поминки я не пошел. Я боялся, что дед с гордостью похлопает меня по плечу и расскажет всем, кто написал надгробную речь. Вернувшись домой, я услышал, как в спальне рыдает Буля.

* * *

Эрнинг никак не может найти работу по специальности, потому что американцы настороженно относятся к его иностранному диплому. В итоге он берет газету с объявлениями о найме и находит следующее: «Требуется маляр для покраски портика». Довольный Эрнинг говорит себе: «Вау! Вот здорово! На Филиппинах я ведь столько всего покрасил. Стены нашего старого дома, дядюшкин курятник. Велосипед моей племянницы. Да, опыта у меня хоть отбавляй!»

И вот Эрнинг договаривается и с утра пораньше является к нанимателю домой. Светловолосый, дородный американский детина говорит ему очень медленно и громко, как глухому:

— Вот что, приятель. Забор надо покрасить за один день. Тебе нужно будет снять всю краску, очистить все до голой поверхности. Потом покрыть грунтовкой. А когда она высохнет, нанести два слоя вот этой розовой краски. Потянешь?

Эрнинг думает: вот так странное задание! Розовый ведь так себе цвет. Но потом он думает: это все-таки Калифорния. И, кроме того, американцев все равно не поймешь. Особенно богатых.

— Да, сэр, — с готовностью отвечает Эрнинг. — Могу счищать краску, могу красить очень хорошо, спасибо большое!

— Хорошо, приятель, — говорит американец, — работай. Все материалы возле машины, из багажника я их уже вынул.

Не проходит и двух часов, как американец слышит стук в дверь. Он открывает и видит Эрнинга, тот стоит перед ним гордый, весь в капельках розовой краски.

— Сэр, работа сделана!

— Вот это да, — говорит американец, — всего за два часа! Ты уверен, что счистил краску до голой поверхности?

— Да, сэр, уверенный совершенный!

— А потом дал просохнуть?

Эрнинг кивает.

— И положил два слоя розовой краски?

— Богом клялся, йо, — говорит Эрнинг.

Ему очень нравится производить впечатление. Он думает: «Ну, если американцы так высоко ценят наше отношение к труду, совсем скоро у меня будет высокооплачиваемая работа по специальности». А американец и впрямь поражен:

— Да, вы, мексиканцы, умеете работать. Ладно, приятель. Ты заслужил чаевые. Вот тебе еще десять баксов!

Эрнинг в восторге.

— Сэр, спасибо, сэр! — Наслаждаясь новой ролью отличного работника, он говорит на прощание: — Но должен вам сказать, сэр, потому что вы, может, в этом не слишком разбираться. У вас не «запор», а «порш».

* * *