Просветительские идеи и революционный процесс в Северной Америке

Чаще всего в ход шли традиционные для наивного монархизма объяснения: король не знает о бедствиях подданных, от него утаивают информацию, его вводят в заблуждение «злые министры»/колониальные губернаторы/французские эмиссары. Постоянная тема колониальных газет: Америку «оклеветали» перед властями метрополии[248]. Об этом писал автор под псевдонимом «Торговец»: «Весьма грустная мысль: американцы были добрыми и верными подданными в течение 150 лет, а в последние пять лет их внезапно сочли забывшими верность… и против них послана армия»[249]. В Питерсхэме (Массачусетс) на празднике в честь местного «древа свободы» прозвучал и тост за то, «чтобы мы всегда находились под защитой его величества, чтобы он всегда слышал наши жалобы и посылал нам скорое облегчение»[250]. Некий Britannus Americanus выражал желание обладать голосом Стентора и крыльями серафима, чтобы полететь в метрополию и заверить ее в преданности колонистов. Английские гарнизоны в Америке трактовались как предназначенные для того, чтобы держать ее обитателей в страхе (журналист приводил библейское описание тирании: хлестать бичами и скорпионами[251]). Автор извинялся перед Питтом и другими «патриотами нынешнего времени» за то, что допускает мысль о тирании Британии, и развивал матерналистскую метафору: «О рабстве, моя дорогая матушка, мы не можем даже помыслить; мы его ненавидим. Если это преступление, помни, что мы вскормлены твоим молоком. Мы хвалимся своей свободой и берем в этом пример с тебя». (В другом месте статьи говорилось о «милой, милой родине-матери»[252].)

Представление о неких «тайных врагах», оклеветавших колонистов в глазах короля, раз за разом возникало и на страницах прессы, и в массовом сознании. «Boston Gazette» предупреждала: «Есть люди, враги короля и его народа. которые постоянно старались разжечь искры раздора и зависти, которые однажды могут оказаться фатальными для империи. И, к несчастью для нас, эти злобные шептуны, кажется, владеют вниманием нации»[253]. Фригольдеры Бостона инструктировали своих представителей в колониальной ассамблее всячески свидетельствовать свою лояльность «милостивейшему суверену», но при этом отстаивать право подданных подавать королю петиции[254]. Инструкции городка Брейнтри своему представителю в колониальной ассамблее обязывали последнего выяснить, какие «порочные интриги» привели к тому, что Массачусетс оказался оклеветан перед «нашим милосерднейшим сувереном»[255].

Можно себе представить, как все это раздражало губернатора Ф. Бернарда[256], в чьи должностные обязанности как раз и входило информировать короля о положении в колонии. В апреле 1769 г. он вынужден был заверять членов бостонского самоуправления, что правительство метрополии оценивает действия вигов вполне адекватно. Комментарий «Boston Evening Post» сводился к тому, что губернатор просто ушел от ответа[257]. Летом того же года Бернарду вновь пришлось доказывать вигам, что их никто не «оклеветал». При этом, с точки зрения губернатора, претензии бостонцев на лояльность были просто лицемерием чистой воды. Так что его слова звучали откровенным сарказмом: «По делам вашим будут судить вас. Вам не следует бояться клеветы. Не во власти ваших врагов, если они у вас есть, что-либо прибавить к вашим публикациям. Они просты и ясны, и не нуждаются в комментариях»[258]. Ничего удивительного, что в результате в сознании бостонцев «злым советником» короля оказывался сам Бернард (об этом см. ниже).

Наивный монархизм у американских вигов сочетался с представлениями, куда более опасными для власти метрополии. Их источниками были опыт английской истории, а также политическая философия и историография эпохи Просвещения. Рядом с «королем-патриотом» неизменно существовала противопоставленная ему зловещая фигура короля-деспота. Иногда за примерами обращались к странам весьма отдаленным и экзотическим. На страницах «Boston Evening Post» возникали одновременно образы англосаксонского прошлого[259] и «Шахнаме». Газета писала: «Кто не предпочел бы славу Фаридуна (Phridun) или Альфреда, которые старались править своим народом таким образом, чтобы он был счастливее, чем если бы был совершенно свободен, блеску и чувству вины любого разрушителя, от Нимрода до Кули-хана?»[260]