Просветительские идеи и революционный процесс в Северной Америке

Не одно современное политическое учение возводит к Просвещению свои идейные истоки. К его ценностям апеллирует и современный конституционализм. Неудивительно, что многие исследователи обращают больше внимания на «светлые» стороны философии XVIII в., прежде всего, на ее рационализм и выдвижение свободы как безусловного идеала.

В понимании Мэя, Просвещение базировалось на убеждении, что человеческий разум способен постичь Вселенную лучше, чем ее понимали в предшествующие периоды, а также найти практическое применение своим знаниям[8]. Принстонский профессор Джонатан Израэль выделяет такие ценности Просвещения, как разум, мир, справедливость, индивидуальная свобода и выгода для всех. Он также видит в Просвещении антитеологический, демократический и освободительный проект[9]. Немецкий исследователь Р. Шульце определяет следующие четыре предпосылки в качестве основ просветительского процесса, как он совершился в Европе:

— переход от мистики к рациональности,

— переход от теоцентрического к антропоцентрическому мировоззрению,

— желание быть новым и в то же время оригинальным,

— эмансипация буржуазии и формирование социальной дихотомии граждан и буржуа[10].

Н. М. Мещерякова обращает внимание на такие базовые элементы Просвещения, как преклонение перед гармонией Природы, антропоцентризм, атомизм в понимании человека, рационализм в трактовке истории и природы государства. Она также говорит о важности этики в общей структуре просвещенческого идейного универсума и о значении естественно-правового критерия при трактовке просветителями любых общественно-политических проблем; оптимистическую веру в прогресс и критицизм по отношению к прошлому и настоящему. В качестве слабостей Просвещения она выделяет известную ограниченность просвещенческого мышления, метафизичность, нередко абстрактность и дидактичность[11].

И отечественные, и западные исследователи особо отмечают критицизм просветителей. Еще Ф. Энгельс писал в свое время: «Религия, понимание природы, общество, государственный строй — все было подвергнуто самой беспощадной критике; все должно было предстать перед судом разума и либо оправдать свое существование, либо отказаться от него. Мыслящий рассудок стал единственным мерилом всего существующего»[12]. Эта красочная характеристика прекрасно описывает французское Просвещение, но в применении к его американскому аналогу сталкивается с определенными трудностями. Так, А. М. Каримский определял Просвещение как светскую философию, создающую идеологические ориентиры для антифеодального движения и ведущую к установлению политической власти буржуазии[13]. Определение это выглядит сформулированным опять же на основе французского опыта. Именно к американскому Просвещению, которое изучал А. М. Каримский, оно никак не подходит: в Америке Просвещение не было антифеодальным, поскольку в американских колониях не было феодализма как системы. Впрочем, чуть дальше исследователь определял основную цель американского Просвещения как деколонизацию, что представляется более оправданным[14].

В советской версии марксизма (в отличие от западного неомарксизма) Просвещение оценивалось чрезвычайно высоко. В общем, «оптимистическая» оценка Просвещения сохраняется и в постсоветских исследованиях. А вот на Западе в отношении просветителей существует обширная ревизионистская литература.

Неомарксисты Макс Хоркхаймер и Теодор Адорно обратили внимание на «темные стороны» Просвещения. Они видели в нем философию, деструктивную по отношению к прошлому, культ безжалостного прогресса, утверждение господства буржуазии и в конечном итоге обман масс[15]. Современные исследователи-ревизионисты также связывают с Просвещением негативные тенденции европейской истории, начиная от империализма и заканчивая Третьим рейхом, Гулагом, угрозой ядерной войны[16]. Понятие Просвещения при этом предельно расширяется, подразумевая то любые проявления рационализма, то секуляризацию, авторитарность и механицизм. После этого уже нетрудно приписать рассматриваемому явлению любые желаемые характеристики.

Еще одну историографическую тенденцию можно описать как «деевропеизацию» Просвещения. Себастьян Конрад, профессор Свободного университета Берлина, отвергает традиционное понимание Просвещения как евроцентристское. С его точки зрения, Просвещение было глобальным феноменом, имевшим в том числе свои проявления в Индии, Египте, Японии и других неевропейских обществах. Для того, чтобы вписать Просвещение в глобальную перспективу, историк меняет его определение, как это делают и ревизионисты. Просвещение для него — не творение «парижских философов», а некое неопределенное стремление к прогрессу и модернизации[17]. Похожие идеи развивают Питер Грэн и Райнхард Шульце, обнаружившие исламское Просвещение, не связанное с Европой; Марк Элвин, нашедший в литературе цинского Китая меньшее пристрастие к мистике, чем прежде, и считающий это явление аналогичным европейским трендам XVIII в.[18]