ПРОСВЕТЛЕНИЕ ЭКЗИСТЕНЦИИ

- Достоинство заключается в надежности человека как разумного существа, в твердости его знания и мнения. Он заботится о дистанции в личном как приватном, о свободе дельной дискуссии, о непреклонности своих решений. Он признает это бытие и требует признания его от других.

В экзистенциальной коммуникации это достоинство ставится под сомнение, и в то же время остается в ней неотменимым:

Поскольку возможная экзистенция привязана в явлении к своему откровению, а это последнее - к коммуникации, то для экзистенции не существует ничего объективно прочного. Нет ничего во мне и в другом, что как наличность подлежало бы моему безусловному уважению. Коммуникация растворяет все, чтобы дать родиться новой прочности. Она не вправе удерживать никакой прочности как достоверной; ибо своей еще смутной возможностью она объемлет все знаемое. Коммуникация по-настоящему мыслима только при безграничной подвижности точек зрения, а потому непрочности, готовой к безусловной преданности. Всякая прочность, если ее предъявляют как условие, становится стеной, отделяющей меня от другого и от меня самого. Вместо раскрытия в коммуникации выступает защита чего-то фиксированного. Воля к открытости означает решимость поставить под вопрос все обретенное, пребывая в неведении о том, обрету ли я в этом, и как именно, себя самого.

Однако непрочность имеет следствием оскорбление достоинства; в поворотных пунктах мы переживаем недостоинство как нечто неизбежное. Если в некоторой несгибаемости я был уверен в себе, то в силу более глубокой воли к бытию я должен теперь в процессе раскрывающей проблематизации в некоторые мгновения в безудержном исчезновении обратиться для себя самого в ничто. В этом недостоинстве, через него в его преодолении, я осуществляю себя: достижение осуществлений обусловлено поражениями.

Во-вторых, поскольку раскрытие себя обусловлено коммуникацией, а значит, сообщением, возможная экзистенция должна решиться на ложное понимание, в котором ее самое ставят в фальшивое положение. В то время как чисто деловитое сообщение однозначно, сообщение как среда коммуникации, если в нем адресуются к экзистенции, отличается многозначностью. В этом случае буквальное и изолирующее понимание сказанного, абстрактное и общее понимание сделанного препятствуют коммуникации. Многозначности существуют здесь для другого и для меня самого; они требуют еще пути искания и прояснения. Ибо экзистенциальная коммуникация, приходящая в явление в этих средах, сама никогда не бывает объективно знаема; она может быть только действительной, и тогда ее знают в совместности, без слов. Первый шаг подлинного понимания за пределы прочности тождественных понятий - это постижение сказанного в целом идеи, второй шаг экзистенциальной коммуникации - это восприятие сказанного в идее в историчное присутствие. Как то, так и другое может дать осечку. Поэтому риск неверного понимания означает, что мне может быть приписано чужое, так что я сознаю, что меня и мое дело видят в ложном свете, и что я вновь, более чем прежде, отброшен на себя самого.

Из-за возможности неверного понимания я рискую в откровенном вступать в недостойные (w"urdelose) ситуации: Я сообщаю о себе и остаюсь без отголоска (Ich teile mich mit und bleibe ohne Widerhall), меня вместе со сказанным и сделанным мною презирают, осмеивают, а потом снова используют, и я живу в некотором нанесенном на меня извне образе меня, который не есмь я. Я рискую быть назойливым, я задеваю другого: душевная близость никогда не возникает без одного мгновения этого риска недостойной ситуации. Ибо тому, кто не расточает себя и не узнает однажды, что должен со стыдом отступить, едва ли когда-нибудь удастся экзистенциальная коммуникация. Робкая дистанция, хладнокровно сохраняемая при любых обстоятельствах, никогда не откроет пути от человека к человеку.

Но это недостоинство само, в свою очередь, двусмысленно. Хотя оно и может быть явлением риска, но может также возникать в слепом порыве из пустоты своей собственной сущности, которая жертвует собою, хотела бы обрести ценность в глазах другого и бесстыдно распространяется о собственных экзистенциально пустых переживаниях; или Же она может быть назойливостью, которая без всякой воли к коммуникации хочет только беззаботно спрашивать и, пользуясь предоставляющимися случаями, завладевать другим.