Просветленные не берут кредитов

Грузовик остановился, и стало видно, что в кабине непонятно как, но помещается человек пять. Все они мигом высыпали наружу, принялись кланяться, трещать по-тайски и делать приглашающие жесты.

– Эти ребята едут не совсем туда, куда нам надо, – сообщил монах после коротких переговоров.

Надежда моя лопнула, точно упоминавшийся не так давно пузырь на воде.

– Но часть пути они нас подвезут, – продолжил брат Пон. – Забирайся в кузов.

Судя по мощному зловонию, в грузовике обычно возили то ли навоз, то ли скотину. Сейчас же меж бортов обнаружилось лишь несколько мешков с химическими удобрениями и два деревянных ящика, внутри которых что-то погромыхивало.

Я уселся и с наслаждением вытянул ноги, мозоли на которых полопались, и из трещин потекла сукровица.

– А чего ты расслабился? – спросил брат Пон, уперев в меня суровый взор. – Продолжай!

В этот момент грузовик рванул с места с резвостью гоночного мотоцикла, так что я едва не слетел с ящика. Торопливо схватился за борт и лишь в последний момент поймал рвущееся из горла ругательство, так что оно все же вылетело наружу звуком, похожим на задушенное карканье.

Монах смеялся до слез.

Мне же было не до смеха – сидеть оказалось неудобно, жестко, а вдобавок приходилось постоянно реагировать на рывки и повороты машины, наклоняться туда и сюда, чтобы не свалиться; солнце никуда не делось, все так же терзало мою голову, и прохладнее стало лишь оттого, что слегка обдувало ветерком.

Сосредоточиться я смог, наверное, с двадцатой попытки, но все же вернулся к прерванному упражнению.

И оно будто стало ниточкой, ведущей к тому внутреннему покою, который я обрел вчера. Сделалось редким и ритмичным дыхание, мне стало наплевать на жару, на вонь от старого двигателя, даже на то, что каждое движение отзывается вспышкой боли в намозоленных конечностях.

Я всего лишь то, что я осознаю…

Пейзаж за обочинами стал интереснее – появились громадные деревья, похожие на африканские баобабы, ближе придвинулись холмы, одетые в зеленую шкуру джунглей, промелькнула речушка и прижавшаяся к ней деревушка из нескольких домов, работающие в поле крестьяне.

Ветки одного из древесных исполинов проплыли над самой головой, я ощутил запах листвы и коры, по лицу скользнула тень от листвы, на миг закрывшей солнце, и это послужило спусковым крючком.

Цельная, связная картина мира распалась на тысячи, миллионы крохотных обрывков: острый край ящика под правой ягодицей, сухость в горле, любопытство по поводу того, куда мы все же едем, легкое негодование, что не могу спросить, мягкий хруст под шинами, смех тайцев в кабине, голубизна неба и пожухлая зелень зарослей.

Нельзя сказать, что я это видел глазами, скорее осязал даже не телом, а всем существом.

Обрывки пульсировали, каждый существовал лишь мгновение, встраиваясь в узор сотен подобных, чтобы тут же уступить место следующим, иногда почти идентичным, порой новым и совсем иным. Все вместе они создавали нечто вроде тоннеля, по которому я двигался, и в то же время я сам был этим тоннелем, – он существовал и снаружи, и внутри одновременно.

В один миг я осознал, что это тоже некая целостность, непрерывность восприятия, просто не такая, к которой я привык.

Название «пятнышек», из коих она состояла, я знал – дхармы.

Нечто подобное я испытывал ранее, в вате Тхам Пу, но тогда я находился в глухом лесу, а не в поставленной на колеса железной коробке, что ревет мотором и подпрыгивает на ухабах.

Хотя есть ли разница?

Обычное восприятие вернулось довольно быстро, но кое-какие его фрагменты растворились без следа – беспокойство по поводу нашего путешествия, раздражение из-за жары и солнцепека, мозолей и жажды. Нет, сами неприятные телесные ощущения никуда не делись, но из-за того, что я перестал уделять им внимание, как бы потускнели, отошли на второй и даже на третий план.

Брат Пон, судя по довольной физиономии, видел, что со мной произошло.

Примерно через час, когда мы оказались у перекрестка, отмеченного старой, наполовину развалившейся ступой, он подскочил как ужаленный и забарабанил кулаком по кабине. Грузовик остановился, и тайцы снова высыпали наружу маленькой, но улыбчивой и шумной толпой.

Нам досталось несколько поклонов, машина укатила по одной дороге, а мы пошли по другой.

Теперь мы шагали посреди холмов, что напоминали стадо громадных животных с выгнутыми зелеными спинами. Здесь было не так жарко, как в долине, а впереди, на горизонте, вставали настоящие горы, без снега на вершинах, но достаточно внушительные.

Неужели мы доберемся и туда?

– В этих местах тайцы не живут, – заговорил брат Пон, когда мы очутились между пропастью в сотню метров глубиной и покатым склоном, из которого там и сям торчали огромные валуны. – Тут обитают совсем другие люди, так что будь готов к сюрпризам.

Очень хотелось спросить, к каким именно, но я держался.

По всему выходило, что молчу я больше двадцати четырех часов – невероятное достижение!