Протагонист

– Все так говорят. Ладно, ты как хочешь, а я спать. Мне с утра в город. Это ты у нас в отпуске по собственному.

Он ушел наверх, а я осталась сидеть на раскладушке, сжимая в руках подушку и думая о деде. Бабушка бы не стала врать. Мама стала, но только не бабушка. А бабушки больше нет. Может, и правда уехать? Без документов? Признать, что у какого-то ошалелого урода больше прав на город, чем у меня?

С этими невеселыми мыслями я задремала – и очнулась, услышав шаги поблизости. Открыла глаза, увидела над собой Костю – и подскочила на раскладушке, натянув одеяло по самый подбородок.

– Ты чего?

– Ничего.

– Полезешь – кочергой стукну, так и знай.

Грозила скорее от безнадеги: никаких иллюзий относительно исхода нашей схватки я не питала. Этот не Бес, скрутит меня, и никакая танцевальная сноровка не поможет.

– Девка ты лютая, я уж понял. И неблагодарная, кстати. Пожрать сделай что на дорогу. Мне убраться надо, пока темно.

Завтракали мы молча. Я поймала себя на том, что Костя, конечно, доверия мне не внушает, но всё ж какую-то компанию составить может. Одной-то в до-ме – совсем тоскливо…

– Скоро приедешь?

– А что?

– Новый год через два дня вообще-то. А я уже сколько дней не мылась нормально, с ведерком этим не набегаешься…

Он ухмыльнулся.

– Так давай баньку затопим, попаримся.

– С тобой вместе?

– А как еще?

– А не пошел бы ты, Костенька?

Он доскреб яичницу со дна сковородки, шваркнул вилку и поднялся.

– Когда вернешься?

– Когда приеду, тогда приеду. Кочергой по башке всегда успею получить. Не то что бы меня здесь очень ждали.

Стоило ему уехать, как я затосковала и решила, что с Костей все-таки придется подружиться, иначе сидеть мне здесь до седин. Заглянула в стенку и наконец в секретере обнаружила то, что и хотела, – альбомы с фотографиями. Читая аккуратные надписи на обороте, выяснила, что класса до седьмого Костя был вполне приличным парнем: ходил в кружок юннатов, занимался хоккеем, воспитывал эрдель-терьера и ездил с родителями в Крым. А вот его дальнейшая судьба оказалась загадкой. На последней из фотографий мальчик сидел рядом с пожилым мужчиной в форме, а сзади стояла надпись – уже другим, корявым почерком: «Костя Буянов, 13 лет».

Утром 31 декабря я проснулась окончательно обозленной на весь мир. Засаленные волосы не спасала даже тугая коса, последний обмылок раскололся на части, и даже зубной порошок закончился. В своем укрытии Костя продумал многое, но вопросы гигиены его, очевидно, не слишком волновали. Я поглядывала на отрывной календарь у печки – и понимала: если расчеты верны, дела мои через пару дней станут совсем паршивыми.

Так что я рискнула выйти за ворота и спросить у соседа напротив дорогу до ближайшего магазина. Ни шампуня, ни шампанского там не нашлось, зато я купила мандарины, засохший хлеб, банку шпрот и хозяйственное мыло. Продавщица, подмигивая так, будто у нее нервный тик, предложила шмурдяк в трехлитровой банке, от одного вида которого меня замутило.

На обратном пути я заметила, как по улице ползет тонированная девятка, будто кого-то высматривая. Я убавила шаг, потом заметалась и пошла в сторону, противоположную от дома, но машина развернулась, нагнала меня и притормозила рядом. Увидев Костю, я испытала нечто похожее на восторг, но тут же разозлилась и рявкнула:

– Чего пугаешь?

– А ты чего шляешься? Сказано тебе было – тихо сидеть.

Я обиженно заткнулась. Когда мы вернулись к дому, калитка, как и дверь в дом, оказалась распахнута. Я замерла.

– Это я не закрыл. Думал, случилось чего… – буркнул он, выхватил у меня пакет и достал еще один, позвякивающий, из багажника. Пошел вперед, припадая на левую ногу. На снег закапало алым.

– Ты поранился?

– Ерунда, – отмахнулся он.

Но как только мы вошли и я присмотрелась к его лицу, стало ясно, что не ерунда.

– Костя, – я где-то вычитала, что люди любят звук своего имени, поэтому и отрабатывала навык в полевых условиях, – Костя, тебе надо в больницу.

Он усмехнулся и покачал головой.

– Вот уж куда мне точно не надо.

– Костя, надо что-то делать.

– Так сделай.

Он без всякого стеснения стащил штаны, размотал побуревшую тряпку над левым коленом, улегся на мою раскладушку, продавив ее почти до пола, и принялся командовать: спирт в кладовке, бинт над раковиной, иглы и ножницы в шкафу.

– Я не смогу.

– Значит, я здесь подохну, а ты виновата будешь. Говорю же, неблагодарная.

Я смирилась и принялась штопать, ругая себя на чем свет стоит, а он ругал на чем свет стоит меня.

– Водки дай, я там принес, – прохрипел он под конец.

Я нашла в пакете две бутылки водки и одну шампанского, протянула стакан – но он отнял бутылку и присосался, так что кадык заходил туда-сюда. Я поморщилась и хотела отвести взгляд, но наткнулась на край татуировки на плече с арабской вязью и цифрой 1365. Сразу вспомнила, как просила маму проколоть мне уши, а она сказала, что дырки в себе делают исключительно уголовники и падшие женщины. Стоило еще тогда спросить, откуда у матушки такие познания.

Костя перехватил мой взгляд и усмехнулся:

– Не нравлюсь я тебе.