Протей

Юрий Михайлович Медведев Протей

В синеве, у преддверья бессмертия,

Сторожат одиночество гор

Время – неутихающий ветер,

Неусыпный отшельник – простор.

Во избежание инотолкований автор просит считать всех персонажей повести, равно как и все события в ней от начала и до конца, вымышленными.

1

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Сенату Планетарной Безопасности надлежит в последний раз выслушать объяснения Старшего Инспектора Сената Святослава Шервинского по поводу его опоздания на вахту на 17 часов 38 минут.

ШЕРВИНСКИЙ: Ваша честь, я могу лишь повторить то же самое. 26 октября сего года я возвращался после однодневного отдыха на озере Алакуль к месту очередной вахты в Космогорск. На магистрали 19 дробь 37 бис, когда до Космогорска оставалось примерно полтора часа езды, двигатель моего служебного элекара внезапно заглох. Такое, как вы понимаете, маловероятно при пятикратном дубляже всех систем. Как и положено по инструкции, я вызвал по видеофону Службу Пути, но экран не загорелся, ибо все системы питания оказались обесточены. Даже часы остановились на 8:18, это я запомнил. Поскольку экран курсографа, как и все другие, погас, я силился вспомнить последнюю картину на нём: до ближайшего населённого пункта – Кара-Булака – 273 километра, первый встречный элекар как раз оттуда выезжал, а позади, минут на 25 отставая от меня, одолевала выжженное урочище колонна винтоходов. По-видимому, спортсмены тренировались перед каким-то ралли.

И тут из кабины я увидел: метрах в семидесяти-восьмидесяти, чуть справа впереди, висел парящий в воздухе объект. Прошлый раз я указал, что объект был похож на ёлочную игрушку. Теперь хочу уточнить: он был подобием человеческого мозга, только не разделён полушариями. Нижняя половина, тёмная, непроницаемая, заканчивающаяся чем-то вроде гофрированного обода, при приближении оказалась фиолетово-чёрной, с серебристым отливом. Я говорю – при приближении, потому что объект стал приближаться к элекару. При этом он медленно снижался, так что я смог оценить не только угловые размеры, но и линейные. В поперечнике «мозг» был метров тридцать, по вертикальной оси – около восемнадцати. Глаз у меня точный. Да, я забыл прошлый раз указать, что приближался он не по прямой, а как-то змейкой, с довольно крутыми виражами. Шума или гула не слышалось, даже юго-западный ветер, мне почудилось, поутих, а денёчек выдался ветреным.

Не скажу, чтобы я особенно встревожился, а тем паче испугался, нет. Внимание моё привлекла верхняя половина «мозга» – полупрозрачная, в более мелких выпуклых ячейках, чем нижняя. Там, наверху, вершилось настоящее светопредставление, прошу обратить внимание на это слово, представление, спектакль со световыми эффектами. Во-первых, где-то глубоко внутри то и дело вспыхивали молнии, сопровождаемые… нет, не звуками, а разноцветными, медленно возникающими и разрушающимися протуберанцами. Опять не совсем правильно. Никакого сопровождения не было. Молнии светились, поблёскивали в самих протуберанцах, причём молнии не остроугольные, к каким мы привыкли, а змеистые, с достаточно плавными обводами, а некоторые напоминали даже непрерывную цепь, я имею в виду форму. Ну, к примеру, якорная цепь.

Во-вторых – это я о световых эффектах, – и на поверхности ячеек мигали, роились точечные огни, всё больше с синеватым отливом, как на звёздных школьных глобусах. Время от времени на остриях этих пульсирующих огней восставали крутящиеся, как веретёна, чёрно-серебристо-фиолетовые вихри, под стать цвету гофрированного обода. Я имею в виду, что восставали они на внешней ячеистой поверхности «мозга». Самое грубое сравнение: подобно колючкам ежа.

Здесь, в Сенате, меня неоднократно спрашивали, ваша честь, какие чувства я испытывал при приближении «мозга». Я отвечал, что время для меня как бы замедлилось, растянулось, так бывает при нависшей смертельной опасности. Теперь добавлю: само моё мышление стало перестраиваться и… минутку, я попытаюсь рассказать об этом подробней.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Дело, видимо, не в подробностях, нас заинтересовал бы главный принцип в такого рода перестройке, Старший Инспектор Шервинский.