Протей, или Византийский кризис

Это отнюдь не была робинзонада. Скорее это была вторая Австралия колониальных времен. Сюда — притом точно так же, без права вернуться домой — попадали каторжники из числа не самых гнусных преступников. Сюда был лишь один нормальный вход, — нечто подобное представляла собой гавань Ботани-Бей, единственная в Австралии. Тут было мало рек, хуже того, местный Мюррей, или, как в Австралии говорят, Марри, еще и не отыскался, хотя в ручьях вода была, грех жаловаться, и болота стояли. Здесь не было серьезных хищников. Ну и кому хотелось уехать так далеко, чтоб и вовсе никогда никакой цивилизации не видеть, — тот тоже попадал сюда, ему деликатно предлагали, и многие соглашались. Ведь им предлагали отправиться «за тридевять земель в теплые края», а одинокому человеку другого и не надо.

Павел учитывал, что за столько лет, прожитых здесь, население городка не только расслоилось по занятиям, здесь появились и те, кого называли «ухожими». Видать, им даже здешняя «бурная» жизнь не годилась, они собирали вещички и уходили в лес, надеясь на милость волков, медведей и росомах. Павла эти потери не волновали никак: из любого города кто-нибудь да уходит, какая-то демографическая отдушина все-таки. А здесь нельзя было даже уйти к аборигенам, — похоже, их тут вовсе не было, и венцом творения мог считаться то ли заяц, то ли волк. Посоветовавшись с экологами, даже с полоумным Глущенко, Павел запретил тащить за собой в Слободу почти любых земных животных: мол, помним кроликов в Австралии и коз в Сахаре. Нужна корова — вот он тур, вот он, олень, вот он, лось, а сколько там у них рогов и зубов — в молоке не видно. И гордитесь тем, что лось тут не простой, тут целый ирландский мегалоцерос с размахом рогов в четыре сажени, даром, что при таких рогах, а покладист, как телок. А без верблюда обойдитесь уж как-нибудь. Кошку найдете. Волк — он вообще собака. Без шелковичного червя пока тоже обойдетесь. Загадили один мир, уж поберегите второй. И вообще хватит разговоров про ружья. Чем вам плох арбалет? Не нравится — изобретайте бумеранг. Последнего вслух Павел, впрочем, не произносил.

…Правда, Австралия — страна настолько жаркая, что там автомобили работают на солнечных батареях. А если уж искать иное сравнение, то отчасти похожая на Слободу Аляска тем как раз тем и не похожа, что там зуб на зуб не попадает. Здесь же, как было уже сказано, то ли вечная осень, то ли вечная весна, астрономы разъясняли, мол, это потому, что здесь у земной оси нет наклона, планета такая. Планета?.. Павел гнал эту мысль из головы. Ему и с Россией-то было едва управиться, а тут и вовсе неизвестно что. Да еще и в сутках четырех минут не хватает. Куда только делись? Как всегда, Павел был недоволен, если он чего-то досчитаться не мог. Да пропади они пропадом, эти четыре минуты! Потом поищем.

А вот что по вечерам только и света, что от камина, от смоляного факела, от сальной свечи, от масляной плошки, да хоть от лучины — это было хуже. Электричество здесь давало искру и поджигало трут, но ни в какую не желало бежать по проводам. И здесь не было нефти, да и опасался царь ее найти, как было сказано, загадить еще один мир ему не улыбалось вовсе. Правда, было дерево, а значит — древесный уголь. Были сало диких свиней и воск диких пчел. Говорили, что стеарин тоже можно сделать, но в такие тонкости он не лез, он любил свет камина, а дубовых дров и березовых, как он догадывался, на его век хватит.

Огонь в горне тоже было чем поддержать, а что керосиновой лампы нет, ну так ее и у Петра Великого не было, что уж поминать Колумба. Все-таки первоочередное тут было: переносные горны дымили на отлете от городка день и ночь, куда денешься, а кто там работал, так ясно кто: никому здесь не платили больше, чем кузнецу. Впрочем, нет, кожевенникам за вредность — еще больше. Готобед выгнал их за семь верст от городской черты, иначе дышать невозможно, и обвел их рабочую территорию глубоким рвом, чтобы кошмар не расползался.

Здесь было все свое, даже лягушачьи окорочка своих лягушек, о которых некогда мечтал герой романа Джека Лондона. Правда, здесь не было металла, кроме того, который приносили офени. Здесь пока не было своей бумаги, но ее офени тоже приносили. Нечего и говорить, что не работала электроника — никакая. В итоге канцелярия Готобеда чудесно вернулась к пишущим машинкам, которых офени тоже за полгода натащили выше крыши, потому как во внешней Руси этот товар давно отдавали даром. Было бы бумаги побольше, так с помощью рамки и свинцовых — а хоть и деревянных — литер Готобед готов был начать выпуск газеты «Слободские известия». Сделать бумагу можно было легко, но не было для нее лесопилки, точнее, была, но как все в этом мире, работала вручную. В итоге рабочих рук хватало лишь на бревна и на доски, а баклуши бить… ну, пожалте шелушить орехи, оно полезней. Оно нужней.