Протей, или Византийский кризис

Только ни в один из этих городов ни один из императоров не спешил. На выезде из Москвы каждая тройка разделилась, как лилия французских королей, как разрывная пуля, на три части, и все девять императоров умчались по своим делам, куда сердце звало и куда было приказано. Поздней историки, в свете дальнейших событий того года стали справедливо предполагать, что едва ли все девять императоров были подлинными. Ну, много три. Пусть четыре, ну никак не более.

Нередко высказывалось предположение, что императоров там не было вовсе.

Те немногие, кто предполагал, что среди девяти императоров подлинным был только один император Павел, тоже были не совсем правы: один Павел из Москвы и впрямь свалил. Но вместе с ним свалил и другой император. Будущий. Наследник престола, и тоже Павел.

С ними в одной машине, — что было весьма рискованно, но попробуй найти другой выход в такой спешке, — уносились митрополит Опоньский и Китежский Мартиниан, духовник царя иеромонах Арсений Православлев, предиктор Гораций Аракелян, воплощенный ужас России, глава личной гвардии царя, безнадежно больной двусторонним опущением верхних век Галактион Петрович Захаров по всенародному аббревиатурному прозвищу «Вур», глава протокола Кремля Анатолий Маркович Ивнинг, двое неведомо какого происхождения чернокожих и толпа охраны, отображая из женской гвардии Зарядья, его императорского величества Анастасийской гвардии.

Понятно, что в остальные ЗИПы был заправлен точно такой же боекомплект, только там он был липовый, за сто метров можно бы угадать, что группа тут не та же самая. Только которая подлинная? За тонированными стеклами — как в семнадцатом псалме — темна вода во облацех.

Чем занимались в дороге восемь липовых лимузинов с восьмью липовыми Павлами — совершенно неинтересно. Зато единственный подлинный, миновав по «кабаньим тропам» задворки городов Солнечнокрюковска, Новопокровска и Клина, тщательно избегая его императорского величества своих собственных автоинспекционных тайных засад, проигнорировав потемкинское Завидово, объехав по кривой и плохо заметной дороге секретное село Дмитрова Гора, повинуясь писку навигатора, остановился у заброшенного на первый взгляд каменного дома на обочине, у щита, с еле видной белой надписью «Сестробратово». Навигатор обстоятельно пропищал, что до реки Сестры — двести метров, дорога дальше не ведет, переправы нет, бензоколонки нет, короче, нет вообще ничего.

Над домом с двух костылей свисала кривая вывеска «Товары». Дом был не бедный, каменный, позапрошлого века: пять окон с торца, мезонин, коновязь, с трудом приспособленная под автостоянку, главное же то, без чего самое малое селение в советские времена жизни не мыслило, — огромная доска почета. Без портретов, правда.

Бабы высыпали из лимузина, расставили треноги противотанковых ружей, залегли в кустах. Для надежности сеть маскировочную поверх растительности добавили. Место, похоже, было им знакомо. Два дюжих морпеха, словно хрустальную вазу, вынесли из машины престарелого Галактиона Петровича и отработанно подняли ему веки.

— Туда. — Воплощенный Ужас России, «Вур» в просторечии, указал на дверь «Товаров».

Дверь легко открылась, все трое вступили в помещение, представлявшее собой изрядно пыльный гибрид американского бара времен великой депрессии и советского сельпо. За полукруглой стойкой с полированным в давно минувшие года прилавком, на фоне длинного ряда бутылок бармен полотенцем протирал стаканы. На полотенце читалась надпись стилизованными под клинопись литерами — «Джермук». Правда, ассортимент бутылок на стойке минеральной воды не предлагал, скорее он наводил на вопросительную мысль — который из Смирновых наиболее Смирнов?..

— Я Измаил, — сказал гость, опираясь на провожатых.

Бармен помолчал, затем неуверенно произнес:

— С приездом, Измаил, батюшка. Богом ты услышан и взыскан. Что слышно в пустыне Фаран?

— Бедуины живут в пустыне Фаран. Аминь.

Обмен репликами состоялся. Занавес судьбы упал, словно нож гильотины.

Навигатор бессовестно врал, точнее, говорил то, что ему велели. Каменный дом и доска почета — это было все, что осталось от некогда процветавшего торгового города Морщевы, нынче ушедшего под воду Московского моря. Здесь некогда стоял охотничий шалаш Ивана Грозного, здесь во времена царя Алексея Михайловича таились сторонники беспоповского великодыркина упованного согласия, здесь мучились солдаты петровских времен, пытаясь проложить дорогу из Москвы в Питер, да так и не проложили. Много чего было здесь за последние пять столетий. В тридцатые годы половину здешней земли утопили в Московском море. А чтобы не отчитываться долго, зачем такое сделали, — постановили считать, что все пространство между Волгой и Сестрой затоплено, а живут на нем одни лягушки и пиявки.