Протей, или Византийский кризис

Город был убежден, что предки Великой Мамы владели гасиендой, плантациями чилипонги и дистилляционными мастерскими чуть ли не со времен Великого Адмирала, когда река Корантейн была шире Амазонки, а море еще не отодвинулось от столицы Суринама, от Парамарибо, на полтора десятка миль. Старики из поколения в поколение передавали легенды о блистательных грандах из Севильи, которые некогда выстроили там знаменитый собор Санта Мария де ла Седа, пожертвовав на него двадцать квинталов перуанского золота, затем отослали младших сыновей вслед за Великим Адмиралом в Новый Свет, где те после войне голландцами, португальцами и англичанами выбрали в невесты дочерей семьи Охеда, нарожали новых дочерей, и с тех пор великие мамы рода де ла Седа из поколения в поколение безраздельно правили на этой территории, спокойно уживаясь со столицами в Сан-Сальварсане и Парамарибо, и скажи кто кому, что семьи де ла Седа никогда не было в природе и это всего лишь примерный перевод на испанский армянской фамилии Метаксян, Шелковников в русской версии, а если углубляться в дебри, то и вовсе греческий Метаксас, если кто помнит того диктатора, то можно понять, что перед людьми с этой фамилией каждому лучше тоже быть шелковым, так вот, скажи кто, что де ла Седа вообще в Латинской Америке таких сроду не было — послали бы того вытрезвляться, меньше пей гавайской розы.

А на самом деле Елена Эдуардовна Шелковникова появилась в Суринаме лишь в сорок с небольшим, когда в Советском Союзе целых три месяца граждане увлеченно меняли старые деньги-простыни на новенькие с аккуратным Ильичом и не замечали, с каким блеском их ограбил премьер, лажанувшись на кукурузе и пастернаке. Елена Эдуардовна, по совету мужа, использовав поездку на Кубу для того, чтобы вложить семейные деньги, обращенные из советских простынь в надежную валюту, побывала в Парамарибо, прикупила два борделя, курильню опиума и фабрику косметики, стала бывать там регулярно, но, скоро наскучась тамошней сонной жизнью и невозможностью конкурировать с колумбийскими баронами в смысле производства кокаина, перебралась на границу независимого Сальварсана и на спорной территории бросила якорь в гавани городка Карантейн, среди плантаций чилипонги, на которых хозяйничали местные индейские колдуны. Одолжив у кубинского диктатора сотню коммандос, она репатриировала колдунов на историческую родину, на Огненную Землю, откупила и перестроила пустующую гасиенду Марио Окампо, заменила кубинцев сальварсанскими мерсибокуртами будущего президента Хорхе Романьоса и за двадцать лет полностью вросла в жизнь городка, чтобы за следующие тридцать его вовсе не покинуть ни разу.

В гостях у нее мало кто бывал. Иногда знаменитый писатель из колумбийского города Армения, заинтересовавшись ее бизнесом и самой ее личностью, приезжал к ней, ее рассказы отразились во многом, что попало в его главный роман «Сто лет патриарха». Он привозил ей в подарок цистерны дождя из города Буэнавентура, где ливень хлестал над платиновыми рудниками уже триста лет, и в засушливые годы дождевая влага питала плантации священной корантейнской чилипонги. Иногда приезжали то сестра с мужем, то четверо племянников по одному. Старший всегда заявлялся с множеством женщин, не позволявших на выстрел приближаться к нему ни одной мулатке. Третий, напротив, рвался на каждую кухню, где те же мулатки, лучшие поварихи Корантейна, счастливы были поделиться всеми рецептами, а он всегда готов был взамен дать свой мастер-класс, кровь и наследственность у Цезаря были правильные, и город исступленно ел, чего любителям чилипухи как раз нельзя, и было ясно, что чилипуха для города источник дохода, а не удовольствия. Когда приезжал самый младший — город об этом и не знал, он почти все время молчал, лежа в шезлонге на той же веранде в патио, где коротала сиесту и вечера его тетка, а если он говорил, то о таких мелочах, что и странно было, зачем вообще ради них рот открывать, и лишь спустя долгое время оказывалось, что он говорит о будущем, но этого не поймешь, покуда оно не станет прошлым.