Протестантам о Православии

Пятый принцип герменевтики я бы сформулировал словами Карла Маркса: «Эволюция человека — ключ к анатомии обезьяны». В переводе с дарвинистского языка на богословский: Библию надо читать «по–еврейски», то есть — с конца. Библию нельзя читать с первой ее страницы, с первых ее книг. Не книга Бытия должна стать первым знакомством с Писанием, а Евангелие от Матфея (причем желательно советовать людям сразу начать читать ее со второй главы — пропустив ничего не говорящие начинающему читателю списки предков Христа). Сколько людей оказывались вне Церкви потому, что поддались привычному читательскому рефлексу и начали читать Библию с первой страницы. После нескольких пролистанных глав Библия в лучшем случае представлялась им сборником сказок и мифов, в худшем — чудовищным руководством по погромам и резням. Именно Евангелие — ключ к ветхозаветной истории. И поэтому лучше взять вершинный, самый ясный ее плод, и лишь затем приступать к изучению тех глубин, из которых он долго и трудно прорастал. Не зная итога исторического процесса — трудно понять его логику, трудно заметить даже его возникновение. Ну кто бы мог подумать, что самое важное событие в жизни Российской империи за 1893 г. — это собрание двух десятков разночинцев на окраине провинциального Минска? Даже если бы об этом собрании появилось сообщение в прессе — смог бы какой–нибудь читатель угадать в заметке о создании «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» тревожную тень, под которой пройдет кровавая судьба России в ХХ веке? Лишь зная, что произошло в Петрограде осенью 1917–го, можно оценить минскую вечеринку 1893–го… Так то, что произошло в Иерусалиме в евангельские времена делает понятным весь предшествующий ход библейской истории.

Новый Завет — ключ к Ветхому Завету. Это означает, что прочтение ветхозаветных повествований должно быть подчинено поиску в них тех смыслов, которые вполне проросли в «последние времена» — во времена евангельские. Ветхий Завет не равен самому себе, он стремится излиться за свои пределы — в Завет Новый. Ветхий Завет не имеет ни смысла, ни оправдания в самом себе — лишь то, что придет ему на смену, придаст ему смысл и оправдает его. Он существовал ради того, чтобы однажды стать ненужным — в Евангелии.

И потому христианин не может удовлетвориться просто цитатничеством из Писания, он обречен на мысль просто потому, что Библия — не Коран. В Коране суры (главы) расположены не по сюжету, не по времени их написания, не по хронологии описываемых в них событий, не по значимости. Они расположены просто по своему размеру — в сторону постепенного уменьшения объема. Такое расположение подчеркивает, что весь текст «изоморфно» сакрален: в нем нельзя выделить более важное, оттенив его менее важным. Все равно значимо.

Но христианская Библия — это не Книга (). Это — книги (). Это сборник, состоящий из книг двух Заветов. И книги Ветхого Завета отнюдь не равноценны книгам Завета Нового. Педагог и учитель — не одно и то же.

Сама двуприродность Библии настойчиво понуждает к работе ума и духа.

Мы не можем принять Ветхий завет вполне и буквально — иначе мы стали бы иудеями. Мы не можем отвергнуть его вполне и всецело — иначе мы были бы гностиками. В итоге в отличие от гностиков, христиане приняли книги Ветхого Завета. Но в отличие от иудеев, дополнили их Евангелием.

И это не просто механическое совмещение. Евангельский свет был брошен в ветхозаветную библейскую историю, которая стала предисторией. И как было совместить книги, в которых нередко говорится «иди и убей!» (см. Числ. 25,5 и 31,17), с книгой, в которой главный призыв — «иди и примирись!» (см. Мф. 5,24)?

Без Ветхого Завета Евангелие непонятно. Непонятно оно становится прежде всего оттого, что в отрыве от предыдущей истории оно становится случайной импровизацией далекого Бога, который оставил сотворенное Им человечество после первой же случившейся неприятности. Люди остались в руках и на воспитании у бандитов. Но затем, когда дети позрослели и выросли, Бог вдруг вспомнил о них и пришел их навестить. Уместно ли этом случае молитвенное обращение к Нему — «Отец!»?

Итак, христиане приняли Ветхий Завет, но «обезопасили» его новозаветным переосмыслением ветхозаветных текстов. Это означает, что необходимость воцерковления Ветхого Завета потребовала подвергнуть его напряженнейшей и изощреннейшей экзегетике. Но вот вопросы, который встал тут же и который не исчезает по сей день: что именно в Ветхом Завете сохраняет свою обязательность для сынов Завета Нового? Что есть такого среди предписаний Ветхого Завета, которые для христианина исполнять уже никак невозможно? Какие из мест Ветхого Завета благочестивое чувство может неосудительно использовать для собственного выражения, воспитания и подражания — так, что некий человек или община имеют право следовать этим установлениям, другие же имеют право проходить мимо них, но никто не может осуждать другого за соблюдение или несоблюдение этих норм благочестивой жизни ветхозаветного происхождения?

Спор не затих до сих пор.