— Еще не знаю, — Гвен пожала плечами, — на помощь звать не буду, если ты это имеешь в виду.
— Прости, я не хотела так поступать, — торопливо зашептала Эрнестина, — честное слово, не хотела, я пыталась ему помешать, но он меня не слушал. Он заставил меня.
— Твой брат?
Мисс Харгрейв вздохнула и ничего не ответила. Несколько минут они стояли друг напротив друга и молчали. А потом Эрнестина заговорила снова:
— Это долгая история. И не очень… приятная.
— Я шла сюда именно для того, чтобы ее послушать, — отозвалась Гвен.
— Мне бы не хотелось…, - женщина еще колебалась.
— А то завизжу, — пригрозила девушка.
Та негромко рассмеялась.
— Хорошо, уговорила. Ну что ж, заходи.
Она открыла дверь своей комнаты и вошла внутрь. Гвен, не мешкая, направилась за ней. Внутри на столе горела лампа, освещая небольшое пространство вокруг. Эрнестина села на стул и жестом велела девушке сделать то же самое.
— Как ты открыла дверь? — полюбопытствовала Гвен, — мне сказали, что тебя заперли. У тебя был ключ?
— Его забрал Джек, — поежилась женщина, — нет, я открыла замок шпилькой.
— Чем? — девушка вытаращила глаза.
— Обыкновенной шпилькой. Это очень просто.
— Покажи. Как ты это сделала?
Эрнестина покачала головой.
— Какой ты еще ребенок, Гвенни. Зачем тебе это нужно?
— Интересно. И потом, вдруг понадобится.
— Ладно. Потом.
Только после этого девушка села на стул и чинно сложила руки на коленях, приготовившись слушать. Сейчас она не питала к Эрнестине злости или обиды, впрочем, раньше тоже не испытывала ничего подобного. Ею владело лишь огромное недоумение.
Мисс Харгрейв вздохнула.
— Хорошо. Раз уж ты так хочешь послушать мою историю, то слушай. Я понимаю, что мне нет оправдания, но все-таки, людям трудно понять, каково это, постоянно испытывать нужду, не имея денег ни для того, чтобы оплатить квартиру, ни на одежду, а главное, на еду. В детстве шиллинг был для меня огромным богатством, поскольку я никогда не держала его в руках. Я тогда мечтала, что когда вырасту, у меня будет много денег, может быть, даже целый фунт или два. Отец пил, не просыхая, а мать работала как каторжная, но все без толку. То, что она приносила домой, папаша тут же у нее отнимал и тащил в трактир, где пропивал с друзьями, такими же собутыльниками. Мы жили впроголодь, частенько оказываясь на улице, так как не было денег на ночлег. Наконец, мать нашла выход и отдала меня работать в достаточно приличный дом. Она сама там служила поденщицей, то есть, приходила, исполняла работу и уходила. Это были лучшие воспоминания моего детства. Работать, конечно, приходилось очень много, но зато я была сыта и у меня было место, где я могла спать. А тут еще, как манна небесная, папаша допился до белой горячки и подрался в трактире с какими-то подонками. Они его и пришили.
Гвен слушала эти откровения с раскрытым ртом и вытаращенными глазами. Девушка просто лишилась дара речи. Не было денег даже на еду? Работала поденщицей? Господи, как это возможно?
— Но почему твоя мать не обратилась за помощью к родственникам? — спросила она, когда смогла.