Против часовой

Потому что хранились в Свердловске, теперь опять Екатеринбурге, в их старой квартире у старенькой мамы, оставшейся теперь совсем одной, письма и фотографии — в запечатанном старом, школьном еще, портфельчике. Но — иногда, всегда не вовремя, всегда некстати, подтолкнет какой-нибудь пустяк, случайное сходство, краем уха ухваченная старая песенка, — и вдруг что-то вспыхнет в голов, и помимо воли раскручивается старая лента, припоминаются подробности. И она, сердясь, обрывала себя. И только теперь, с возрастом, еще до всякого Указа, время от времени Наташа стала позволять себе — вспоминать.

Дело в том, что ее нынешний муж, — и единственный настоящий, как полагала Наташа, раз он отец ее девочек, — об этой, шальной, полосе ее жизни почти ничего не знал. Училась в университете, написала хороший диплом, потом поступила в аспирантуру, очень много занималась, готовилась к защите, встретила его, они полюбили друг друга — и поженились. Благо у молодого старшего лейтенанта, который учился в военной Академии — перед тем закончил МИИТ по специальности мосты и тоннели — была в столице жилая площадь, комната в малонаселенной коммуналке на Палихе.

Конечно, до него у Наташи был кто-то, все ж таки уже двадцать четыре. Кто это был? Да так, сокурсник. Но он оказался не способным, лентяй, Наташа в нем быстро разочаровалась… Эта немудрящая легенда давно стала полноценной частью жизни, и все реже обсуждалась, поросла мхом, укоренившись, — и теперь была окончательно забыта. Нынче вот у старшей уже романы, Наташа даже ревновала — молодые люди старшей дочери занимали теперь полковника много больше и живее, чем былая Наташина дамская жизнь…

А началось все с Витьки Щипицина.

Отец у того был генералом и начальником Наташиного отца. Служили по железнодорожному ведомству, важному в Свердловске — центральном узле советских стратегических перевозок. И жили обе семьи в одном дворе, офицерском, как его называли в округе, но генеральская квартира была попросторнее, конечно. И ходили Наташа с Витькой в одну и ту же школу, правда, тот учился классом старше.

Витька Щипицын был золотым мальчиком, как его звали в школе. Не в том смысле, что был отличником и претендовал на золотую медаль, а в том, что был невероятным шалопаем, единственным отпрыском генерала, маменькиным любимцем, которая спасала его от отцовского ремня. Пижоном и гулякой с младых ногтей. К тому ж, Витька был хорош собой, спортивно сложен, с обаятельной улыбкой актера Урбанского — и брюнет, как тот. Все девочки школы и окрестностей были в него влюблены. И Наташа, конечно, тоже.

Подвиги Витьки были упоительны.

С пятнадцати лет он гулял с развеселыми подружками, много старше его. С девочками из кордебалета Свердловского театра Музыкальной комедии. С цыганками из Цыганского поселка, что за Шарташом. Умел даже сказать на цыганском языке нежное мэ тут камам и совсем неприличное ха мэри минча. Оттого попадал в переделки. Однажды, когда провожал цыганскую подружку до дома, был едва не убит ее братом, который метнул в Витьку отточенный топор, пронесшийся у того прямо над головой и глубоко вонзившийся в столб электропередачи.

В другой раз он гулял с одной из своих пассий, известной оторвой, в единственном по тем временам в городе ночном ресторане в аэропорту Кольцово. Пили фирменный коктейль заведения — полстакана портвейна на полстакана водки, внутри плавали две дольки яблока. Девка, конечно, наклюкалась и по выходе на аэропортовской площади облюбовала милицейский автомобиль марки газон, взобралась на крышу и пыталась изобразить форменный стриптиз. Витька с дружками громко хлопали и пели хором для аккомпанемента популярную тогда песню Опять от меня сбежала последняя электричка. Компания была задержана патрулем, Витька вступил в нелицеприятную разборку с милиционерами, был арестован, в околотке его отметелили. Забирал его папин денщик. Милиционеры были уволены, сам Витька выдран ремнем.

Был и такой эпизод: в один прекрасный вечер нетрезвый Витька на спор повис на декоративном корне в вестибюле ресторана Кедр — это был спортивный восхитительный подвиг, поскольку корень висел под самым потолком. На сей раз его нашли в отделении лишь на вторые сутки, причем сам начальник поехал к Витькиному папаше с повинной. Начальник был прощен, Витька выдран.

На Наташу, конечно же, Витька не обращал никакого внимания: дурнушка, малолетка, к тому ж — вместе росли. Но однажды завалился-таки к ней, когда родители были на работе, часа два беспрерывно ее щупал, много позже Наташа узнала, что в сексологии это называется петтинг, заставлял смотреть на свой член — она видела эту штуку впервые в жизни — и кончил ей на трусы, которые она, хоть и была в ужасе, снимать ни за что не хотела, только кофту и юбочку. А Витька и не настаивал — прокурорский возраст, пятнадцать, а у него уж паспорт… Таков был первый Наташин сексуальный опыт.