Против лома нет вампира

Даниэль смотрел на меня с ужасом. На красивом свитере оборотня набухала симпатичная красная полоса. А я была как под наркозом. Из всех чувств осталось только одно — ярость. ЭТО СУЩЕСТВО посмело повысить на меня голос!?

— Юля!

Я сверкала глазами не хуже вампира. Кажется, я вошла в настроение! Ну, теперь держитесь, фашисты!

— Никакая мохнатая тварь не посмеет поднять на меня хвост! Заклей ему рот и держи нож у горла! Если попробует перекинуться — режь!

— Как прикажешь, — Даниэль поспешно заклеил оборотню рот. — Юля, но ты…

— Молчать! — рыкнула я. — Поверни его так, чтобы я руки видела!

И сама себе удивилась. И откуда что взялось? Ведь была такой милой девочкой!

— Слушаюсь!

Вампир послушно повернул Петю на живот и руки оборотня оказались у меня прямо пе-ред глазами. Большие, не слишком красивые, поросшие на сгибах рыжеватыми волоска-ми. И сейчас я должна разрезать эти пальцы… Юля! Не смей расклеиваться! За тобой трое друзей, которым больше не на кого надеяться! Ты осталась! И подвести их ты не можешь! Не должна!

Я отделила от кисти мизинец — и полоснула по нему ножом. Разрез получился не с первого раза. Руки заскользили в крови.

— Даниэль, ты не знаешь, у него перчаток нет?

Я старательно говорила на самые обычные, ничего не значащие темы, чтобы отвлечься от своих действий, чтобы не думать и не ощущать. Любая человеческая эмоция мне была сейчас противопоказана. Если бы я хоть на минуту задумалась о том, что я делаю, со мной бы истерика случилась. Оставалось только прятаться за холодное спокойное любопытство. Понимал ли это вампир? Вряд ли. Голос его был спокоен и холоден, с нотками неодобрения.

— Не знаю.

— Надо было по дороге пару хирургических купить. Ну да ладно, так разберемся!

Мои пальцы были все в крови, и резать было жутко неудобно. Но я упорно кромсала палец вдоль, добираясь до кости. Главное было не думать, что это живой человек. Ну, пусть оборотень, но живой. И так же способный чувствовать боль. Так же, как и Борис, как Вадим, как Мечислав… Лучше думать, что это — курица. А мне надо приготовить филе. Вот так, вдоль, нащупывая кость…

Вырезать кость из живого человека оказалось только чуть посложнее, чем из мертвой курицы. Вампир крепко придерживал оборотня в ванной, чтобы тот не дергался. И, наконец, кость мизинца осталась торчать посреди ошметков плоти, голая и красная от крови. Я подумала и кивнула Даниэлю. Искать молоток не хотелось.

— Переверни его обратно.

Вампир повиновался. Лицо оборотня было искажено от боли, а на щеках — две дорожки от слез. Я рванула за ленту, сдирая ее с губ вместе с кожей. Оборотень взвыл, но я не обратила никакого внимания на его страдания.

— Будешь говорить!? Или мне молоток поискать!? Я сейчас тебе эту кость обломаю, а по-том за остальные пальцы примусь. Буду мясо срезать по кусочку! А потом еще и прижигать! Богом клянусь! Ты мне все выложишь, но будешь в таком состоянии, что проще тебя убить! А мне этого очень хочется! Так задавать вопросы — или рот заклеить!? Я тебя буду медленно убивать! Обещаю!

Наверное, что-то было в моих глазах. Что-то правдивое, отчего он мне поверил. Да я и сама себе верила. Я бы сделала все, что обещала. Я такая. Оборотень сглотнул и кивнул.

— Спрашивай!

Я очаровательно улыбнулась. Даниэль смотрел на меня с тихим ужасом.

— Юля, ты…

— Я. Подожди, милый. Итак! Какое место ты занимаешь в стае?

— Я второй после вожака.

— ЧТО!?

Теперь опешила уже я.

— Второй после вожака стаи? Даниэль, он не врет!?

— Нет, — угрюмо отозвался вампир.

— Хорошо. Ты участвовал в налете на дом Снегирева?

— Да.

— Там вы взяли два гроба с двумя вампирами. Так!?

— Да.

— И куда вы их отвезли?

— Не знаю!

— Врет.

— Даниэль, заклей ему рот!

— Не надо! Я скажу! Гробы мы отвезли на Бодлера, 18. Там частный дом.

— Они и сейчас там?

Я удивлялась сама себе, но допрос вела уверенно и спокойно.

— Не знаю!

— Опять врет!

— Даниэль, заклей ему рот!

— Не надо!

— Что значит — не надо!? Мужик, ты не ценишь моей доброты! Я тебе пока жизнь оставила!

— Пока? — уточнил вампир.

Я похлопала ресницами.

— Я не хочу убивать, но если он меня доведет, рука у меня не дрогнет.

— Юля, ты не должна…

— Разумеется.

— Ты потом сама себя не простишь…

Я прервала объяснения и прочую душевную чушь. Не до того. Нет у меня ни души, ни сердца, ни мозга. Я ничего не чувствую и ни о чем не думаю. Я — автомат, настроенный на победу. Терминатору никто не говорил, что есть какие-то моральные нормы. Ему просто было сказано спасти, вот он и спасал. И я спасаю. Собственную жизнь. И жизни еще четверых вампиров. Хотя на старичка Шварца я и не похожа. Мышечную массу не дотянула. А, ч-черт!!! Я не могу позволить себе расклеиться! Потом, после победы (обязательно по-беды, мыслей о поражении я не допускала!) я опять стану нормальной и всласть намучаю себя угрызениями совести. Может, даже от кошмаров буду просыпаться. А пока мне не до того! Я на последнем рубеже и за мной жизни моих друзей. И рука у меня не дрогнет. Я смерила вампира надменным взглядом.

— Ты заклеил ему рот?

— Слушаюсь.

Мне оставалось только вздохнуть. В душе. Но на лице я изобразила довольную улыбку садистки.