Читаем Против Маркиона в пяти книгах полностью

Глава 23[210].Доброта Маркионова бога лишена разумности

1. Я выдвину против него иной критерий: всё в Боге должно быть как природным, так и разумным. Я требую, чтобы благость была разумна, ибо не может считаться благом ничто другое, кроме разумно благого; тем более не может оказаться неразумной сама благость.

2. Легче будет зло, у которого есть нечто разумное, принять за благо, чем добро, лишенное разума, не посчитать злом.[211] Я отрицаю, что благость Маркионова бога разумна, прежде всего, потому что она проявилась для спасения чужого человека. 3. Я знаю, что скажут: «Та есть первая и совершенная доброта, которая без какого бы то ни было обязательства, накладываемого близостью, добровольно и свободно изливается на посторонних; в соответствии с этим нам приказано любить наших недругов, а, следовательно, и чужих».[212] Почему же он не с самого начала стал заботиться о человеке, который был для него чужим изначально? 4. Откладывая спасение, он заранее решил, что ему нет дела до чуждого ему. Впрочем, учению о любви к чужому, даже к недругу, предшествовала заповедь любви к ближнему, как к самому себе.[213] Ее, хотя она и из Закона Творца, ты также должен будешь принять как не ниспровергнутую Христом, но, скорее, воздвигнутую.[214] Ведь тебе заповедано любить недруга и чужого для того, чтобы тем больше ты любил ближнего. 5. Требование <проявлений> сверхдолжной доброты есть увеличение <требования проявлений> должной. Предшествует же должная сверхдолжной как главная, как более достойная, как более важная, чем ее служанка и спутница [т. е. сверхдолжная].[215] Итак, поскольку первое разумное дело доброты — быть по справедливости проявленной в отношении своего, второе же, превосходящее праведность книжников и фарисеев,[216] — быть проявленной в отношении чужого, то как получается, что второе разумное дело приписывается той < благости >, у которой нет первого, не имеющей своего собственного человека и из-за этого ничтожной? Далее, каким образом она, будучи ничтожной и не имея своего, излилась на чужого? 6. Покажи первое дело — и тогда требуй следующее. Ничто не может претендовать на статус разумного, не будучи упорядоченным; тем более невозможно, чтобы само разумное дело утратило в чем-либо порядок. Допустим теперь, что разумное дело доброты начинается со второго шага, т. е. <с оказания благодеяний> чужому; но и второй ее шаг не будет разумным, опровергаемый иным способом. Ведь в том случае будет разумным даже вторичное проявление доброты к чужому, если при этом не будет допущена несправедливость по отношению к законному владельцу. Любую доброту разумной делает в первую очередь справедливость. Как и при первом шаге, когда доброта направлена на свое, она будет разумной, если справедлива, так и по отношению к чужому может казаться разумной, если не несправедлива. 7. В самом деле, что это за доброта, которая проявляется посредством несправедливости и притом ради кого-то чужого? Пожалуй, ради близкого в известной мере и будет считаться разумной несправедливая доброта. На каком же разумном основании будет утверждаться разумность столь несправедливой доброты, проявляемой ради чужого, для которого она не обязана быть по закону даже честной? Ибо что несправедливее, что вреднее и гнуснее, чем благодетельствовать чужому рабу, чтобы отнять его у его хозяина, чтобы присвоить другому, чтобы подбить его на покушение на хозяина, и притом, что еще недостойнее, находящегося еще в самом хозяйском доме, живущего еще от его амбаров, трепещущего под его ударами? Такой «освободитель» осуждается даже в сем веке, не говоря уже о похитителе. 8. Не иначе**[217] бог Маркиона, вторгающийся в чужой мир, вырывающий человека у Бога, сына — у Отца, питомца — у Воспитателя, слугу — у Господина, чтобы сделать его нечестивым по отношению к Богу, непочтительным по отношению к Отцу, неблагодарным по отношению к Воспитателю, негодным для Господина. Послушай, если разумная доброта делает таковым, каковым делала бы неразумная? 9. Я никого не сочту более бесстыдным, чем того, кто в чужой воде для иного бога крестится, <взывая к> иному богу, к чужому небу <руки> воздевает, на чужой земле перед иным богом простирается, за чужой хлеб иному богу благодарения воздает, из чужого добра ради иного бога милостыню и <дела> любви совершает.[218] Кто этот бог, который столь благ, что человек из-за него становится дурным, столь милосерд, что чуждого Бога и притом Хозяина этого человека делает разгневанным на него?

Глава 24.Благость Маркионова бога, распространяясь не на всех людей и не на всего человека, спасая его не сразу, не может считаться совершенной
Перейти на страницу:

Похожие книги

Зачем человеку Бог? Самые наивные вопросы и самые нужные ответы
Зачем человеку Бог? Самые наивные вопросы и самые нужные ответы

Главная причина неверия у большинства людей, конечно, не в недостатке религиозных аргументов (их, как правило, и не знают), не в наличии убедительных аргументов против Бога (их просто нет), но в нежелании Бога.Как возникла идея Бога? Может быть, это чья-то выдумка, которой заразилось все человечество, или Он действительно есть и Его видели? Почему люди всегда верили в него?Некоторые говорят, что религия возникла постепенно в силу разных факторов. В частности, предполагают, что на заре человеческой истории первобытные люди, не понимая причин возникновения различных, особенно грозных явлений природы, приходили к мысли о существовании невидимых сил, богов, которые властвуют над людьми.Однако эта идея не объясняет факта всеобщей религиозности в мире. Даже на фоне быстрого развития науки по настоящее время подавляющее число землян, среди которых множество ученых и философов, по-прежнему верят в существование Высшего разума, Бога. Следовательно причиной религиозности является не невежество, а что-то другое. Есть о чем задуматься.

Алексей Ильич Осипов

Православие / Прочая религиозная литература / Эзотерика
Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах
Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах

Сборник воспоминаний о выдающемся русском писателе, ученом, педагоге, богослове Сергее Николаевиче Дурылине охватывает период от гимназических лет до последнего года его жизни. Это воспоминания людей как знаменитых, так и известных малому кругу читателей, но хорошо знавших Дурылина на протяжении десятков лет. В судьбе этого человека отразилась целая эпоха конца XIX — середины XX века. В числе его друзей и близких знакомых — почти весь цвет культуры и искусства Серебряного века. Многие друзья и особенно ученики, позже ставшие знаменитыми в самых разных областях культуры, долгие годы остро нуждались в творческой оценке, совете и поддержке Сергея Николаевича. Среди них М. А. Волошин, Б. Л. Пастернак, Р. Р. Фальк, М. В. Нестеров, И. В. Ильинский, А. А. Яблочкина и еще многие, многие, многие…

Виктория Николаевна Торопова , Коллектив авторов -- Биографии и мемуары , Сборник

Биографии и Мемуары / Православие / Документальное