Против правил (сборник)

Жестким подчеркиванием: голодные, брошенные дети, мимо которых вы спешите праздновать Рождество, – ваши дети, дети вашего социального слоя. При всей своей гротесковости Муратова умело фиксирует социальное происхождение детей. Это – дети интеллигентов; они – нищие, странноватые, у них некоторые нарушения в психике, но речь у них грамотная; они верно используют «взрослые» слова, они могут читать английские буквы. Повернись по-другому судьба, словно бы говорит Кира Муратова интеллигентному зрителю и, упаси, конечно, бог, но и ваш ребенок может оказаться на улице и сквозь окна будет смотреть, как прыгает по комнате счастливая девочка в костюме ангела. Социологический, материалистический, ну да, ну да, коммунистический подход.

Отсюда же, из коммунизма Муратовой, ее совершенно особое отношение к христианству. Когда-то давно прадед нынешней кинозвезды, «красный поп», расстрелянный в 1934 году теми, чей приход к власти искренно и бескорыстно приветствовал, отец Александр Боярский в своей книге «Христианство и демократия» совершенно верно написал: «Диктатура пролетариата есть Евангелие, написанное атеистическими чернилами». Очень глубокая и жуткая мысль. «Атеистические чернила» означают отсутствие в мире искупления. «Мне отмщение, и аз воздам» в этом мире не работает. Воздам я, чекист с револьвером, или Данила Багров с обрезом, или режиссер с кинокамерой. Я – Страшный суд этого мира, в котором голодные дети замерзают насмерть.

Ангелы в городе. Отсутствие искупления в фильмах Муратовой (и Балабанова) – самый сильный их элемент. Для них великий финал феллиниевских «Ночей Кабирии» – не более чем сентиментальная сопля, волящая опровержения. Помните, этот финал? Кабирию ограбили, чуть не убили… Обманули. Она идет по дороге, плачет. Ее обгоняет веселая компания на мотороллерах. Девушка из этой компании кричит Кабирии что-то вроде «Поздравляю» или еще что-то нелепо-ободряюще… Кабирия отвечает: «Граци, сеньора» и… улыбается. Этот в полной мере христианский финал немыслим ни для Балабанова, ни для Муратовой. Подозреваю, что в фильме у Балабанова Кабирия просто вскинула бы обрез и тут же порешила бы всех весельчаков. В случае с Муратовой и подозревать нечего, поскольку в «Мелодии для шарманки» она жестко и умело возразила Феллини. Мальчик Никита, замерзающий, голодный, полубезумный, бредет по городу. Его ведет интуиция, инстинкт, он вот-вот сейчас спустится в подземный переход и встретит своего отца, уличного музыканта. Бац, веселая, добрая, сытая, праздничная компания… Ой, какой мальчик, ой, просто ангел! Ангелу – воздушные шарики, чмок, чмок… Умилились, дальше потопали… Ангел на то и ангел, что ведет себя по-ангельски, по-христиански, по-феллиниевски. Не бьется в истерике, не кричит: «Да меня только что избили, обидели, выгнали, разлучили с сестрой, я один в этом городе, я сдохну скоро от голода и холода…» Ангел берет шарики, поворачивается и уходит от того места, где мог встретить своего отца и спастись от гибели. Улыбка Кабирии в этом фильме – не знак искупления, а знак гибели. Сцена эта важна в теологическом, если можно так выразиться, смысле. Поэтому в этой сцене произносится ключевое для фильма слово: ангел. Потому что фильм этот про путешествие двух ангелов в богатом, грешном городе… Если найдется хоть один праведник, который приютит двух странных, слабых, полубезумных детей, то город спасется; если нет – то городу кирдык.

Сцена эта важна и в формально эстетическом смысле, поскольку по ней видно, как здорово владеет Кира Муратова приемами ненавистного ей коммерческого кино. В особенности самого благородного из жанров коммерческого, условно говоря, голливудского, кино – фильма «нуар». Если бы она хотела, она вполне могла бы снимать и «нуар», и комедии. Сцена в казино – тому яркий пример. Но она не хочет… Ее отношение к тому, что очень условно можно назвать «Голливудом», очень напоминает отношение Франца Кафки к сказке. Ненависть. Отталкивание. И как Кафка только то и делал, что писал анти-сказки, так и Муратова только то и делает, что снимает анти-Голливуд. Именно «анти-». Не другое, внеположное, но возражающее в той же плоскости. Чего стоит появление доброй феи в сказочном платье в супермаркете… Это ж Голливуд чистой воды! Вот сейчас добрая фея с волшебной палочкой обнимет мальчика-сиротку, дождется его сестренку, и будут они жить-поживать и добро, заработанное мужем феи, проживать. А фиг вам, дорогие зрители… Не встретит фея никакого мальчика… Фее будут доверены самые страшные слова во всем фильме, прямая цитата из горьковского «Клима Самгина»: «А был ли мальчик? Может, и мальчика никакого не было?» Похоже на цитату из Достоевского, как и гоголевское: «Полюбите нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит» похоже на Достоевского, но это – Горький.