Читаем Против правил (сборник) полностью

Начните с «обломовского» ресторана и «областного дворянства» – закончите церковью с Лениным-младенцем. Так работает Стратановский с идеологемами страны, с ее историей. По-гегельянски, следует признать, работает. Нет той бессмыслицы, в которой он бы не увидел смысл. Трагический, противоречивый, неразрешимый, но смысл. Тому немало способствует его происхождение. Надобно признать, что и в этом отличается от Елены Шварц и Виктора Кривулина. И та, и другой не без основания полагали, что поэт – не только стихи, но и то, что вокруг стихов, – биография, родословная, семья.

Отец Виктора Кривулина, солдат Великой Отечественной, освобождавший Краснодон, первым увидевший ту шахту, в которую сбросили молодогвардейцев, входит в образ одного из организаторов андерграундной литературы в Ленинграде. Завлит значительнейшего театра страны, дочка репрессированных Дина Шварц – тоже часть явленного образа поэтессы Елены Шварц.

Несколько иная ситуация у Стратановского. Он гордится своими родителями и своей семейной историей, в которой есть и священники, и социал-демократы, но он не впускает этот мир в свой поэтический образ. Оставляет за скобками. Оставленное за скобками, все одно давит на основной текст. Оставленное за скобками позволяет лучше понять этот основной текст – фантасмагоричный, осколочный, в равной степени наполненный и культурными реминисценциями, и приметами быта.

На реке непрозрачной                      катер невзрачный какой-тоПятна слизи какой-то,                      презервативы плывущие
Под мостами к заливу,                      мимо складов, больниц, гаражейИ Орфея-бомжа,                      что в проходе метро пел пронзительноГолова полусгнившая

Вот оно – двоемирие Сергея Стратановского. Сквозь мрачный быт становится видна архаика. Не облагороженная пересказами Древняя Греция, а настоящая жестокая действительность мифа. «Река непрозрачная» – Обводный канал, издавна самая грязная река Питера. Но это еще и Ахеронт, река мертвых, потому и вода в ней непрозрачная, потому и плывет по ней голова Орфея. Бомж пел в подземном переходе, потому, как Орфей, как раз и спускался под землю в царство мертвых.

У Стратановского не мрачный быт облагораживается архаикой, но архаика приобретает черты мрачного быта. «Человеколошади на моей жилплощади», – писал Стратановский в раннем своем стихотворении, и сразу становилось понятно, каким буйным и опасным хулиганьем были древнегреческие кентавры. Зарегочут, убьют, затопчут.

День падения Трои,
                      неистовство древней резниКогда камни визжали,                      обрызганы липкой и жаркойБиожидкостью трупнойДень падения Трои…Но кровь не уйдет от забвеньяСтанет акт преступленья
                      воздушным рисунком на вазахРосписью стен и мозаикой,                      песней слепца на пируО копьеносцах-героях

Когда-то Аверинцев писал о «Происхождении семьи, частной собственности и государства» Энгельса, что главное, новое и верное в этой книге – умение увидеть в древнем греке дикаря, ирокеза, индейца. Этим свойством Стратановский наделен в высшей степени. В его катастрофном, революционном мире, сдирающем с вещей внешнюю красивость, отвергающем ложь облагораживающей традиции, не бомж красив, словно оперный Орфей, но Орфей ободран и грязен, будто бомж. Бомж и есть настоящий Орфей, поднявшийся из преисподней и снова туда возвратившийся.

Поэтический голос Стратановского негромок, но негромким своим голосом он проговаривает сильно царапающие душу вещи. У него есть баллада «Происшествие», где читателю предлагается понять, что такое муки Христа, так сказать, на современном материале. Вошел человек в храм, опрокинул лоток у входа, потому как:

«Дом Отца моегоДомом слезной молитвы зовется
А не точкой торговой,                      и я, Представитель Небес,Сын Начальника Жизни,                      я мышцей своей сокрушуВозмутительный бизнес»

Разумеется, повязали, отвезли в ментовку, после чего следует рапорт старшего следователя Грибакина:

«После предъявления ему обвинения в злостном нарушении общественного порядка гражданин N, именующий себя Христосом, был препровожден в следственный изолятор № 6 и помещен в камеру, где содержалась группа лиц, осужденных за особо опасные уголовные деяния. Во время последовавшей затем ночи гражданин N, именующий себя Христосом, был, по его словам, подвергнут акту насилия со стороны лиц, осужденных за особо опасные уголовные деяния»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кристофер Нолан. Фильмы, загадки и чудеса культового режиссера
Кристофер Нолан. Фильмы, загадки и чудеса культового режиссера

«Кристофер Нолан: фильмы, загадки и чудеса культового режиссера» – это исследование феномена Кристофера Нолана, самого загадочного и коммерчески успешного режиссера современности, созданное при его участии. Опираясь на интервью, взятые за три года бесед, Том Шон, известный американский кинокритик и профессор Нью-Йоркского университета, приоткрывает завесу тайны, окутавшей жизнь и творчество Нолана, который «долгое время совершенствовал искусство говорить о своих фильмах, при этом ничего не рассказывая о себе».В разговоре с Шоном, режиссер размышляет об эволюции своих кинокартин, а также говорит о музыке, архитектуре, художниках и писателях, повлиявших на его творческое видение и послужившими вдохновением для его работ. Откровения Нолана сопровождаются неизданными фотографиями, набросками сцен и раскадровками из личного архива режиссера. Том Шон органично вплетает диалог в повествование о днях, проведенных режиссером в школе-интернате в Англии, первых шагах в карьере и последовавшем за этим успехе. Эта книга – одновременно личный взгляд кинокритика на одного из самых известных творцов современного кинематографа и соавторское исследование творческого пути Кристофера Нолана.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Том Шон

Биографии и Мемуары / Кино / Документальное
Одри Хепберн. Жизнь, рассказанная ею самой. Признания в любви
Одри Хепберн. Жизнь, рассказанная ею самой. Признания в любви

Хотя Одри Хепберн начала писать свои мемуары после того, как врачи поставили ей смертельный диагноз, в этой поразительно светлой книге вы не найдете ни жалоб, ни горечи, ни проклятий безжалостной судьбе — лишь ПРИЗНАНИЕ В ЛЮБВИ к людям и жизни. Прекраснейшая женщина всех времен и народов по опросу журнала «ELLE» (причем учитывались не только внешние данные, но и душевная красота) уходила так же чисто и светло, как жила, посвятив последние три месяца не сведению счетов, а благодарным воспоминаниям обо всех, кого любила… Ее прошлое не было безоблачным — Одри росла без отца, пережив в детстве немецкую оккупацию, — но и Золушкой Голливуда ее окрестили не случайно: получив «Оскара» за первую же большую роль (принцессы Анны в «Римских каникулах»), Хепберн завоевала любовь кинозрителей всего мира такими шедеврами, как «Завтраку Тиффани», «Моя прекрасная леди», «Как украсть миллион», «Война и мир». Последней ее ролью стал ангел из фильма Стивена Спилберга, а последними словами: «Они ждут меня… ангелы… чтобы работать на земле…» Ведь главным делом своей жизни Одри Хепберн считала не кино, а работу в ЮНИСЕФ — организации, помогающей детям всего мира, для которых она стала настоящим ангелом-хранителем. Потом даже говорили, что Одри принимала чужую боль слишком близко к сердцу, что это и погубило ее, спровоцировав смертельную болезнь, — но она просто не могла иначе… Услышьте живой голос одной из величайших звезд XX века — удивительной женщины-легенды с железным характером, глазами испуганного олененка, лицом эльфа и душой ангела…

Одри Хепберн

Кино
Психология для сценаристов. Построение конфликта в сюжете
Психология для сценаристов. Построение конфликта в сюжете

Работа над сценарием, как и всякое творчество, по большей части происходит по наитию, и многие профессионалы кинематографа считают, что художественная свобода и анализ несовместимы. Уильям Индик категорически с этим не согласен. Анализируя теории психоанализа — от Зигмунда Фрейда и Эрика Эриксона до Морин Мердок и Ролло Мэя, автор подкрепляет концепции знаменитых ученых примерами из известных фильмов с их вечными темами: любовь и секс, смерть и разрушение, страх и гнев, месть и ненависть. Рассматривая мотивы, подспудные желания, комплексы, движущие героями, Индик оценивает победы и просчеты авторов, которые в конечном счете нельзя скрыть от зрителя. Ведь зритель сопереживает герою, идентифицирует себя с ним, проходит вместе с ним путь трансформации и достигает катарсиса. Ценное практическое пособие для кинематографистов — сценаристов, режиссеров, студентов, кинокритиков. Увлекательное чтение для всех любителей кино и тех, кто интересуется психологией.

Уильям Индик

Кино / Психология и психотерапия / Психология / Учебники / Образование и наука