Против приручения

Важно отметить, что две группы, о которых мы говорили выше – активисты и молчаливое большинство – нельзя определять как просто левых и правых: старая политическая дихотомия здесь уже бездейственна. Путаница, которая возникает в связи с этим, тем не менее, важна по отношению к науке, потому что в прошлом левые были преданы науке, в то время как сейчас Новые Левые (например, в США) отвергают её. Однако лево-правая дихотомия продолжает жить среди старых группировок, левых и правых партий и политических рэкетиров прошлого, хотя эти противоположности уже не обладают никаким значением: так или иначе они равным образом защищают капитал. Самыми активными являются различные компартии, потому что они защищают капитал, будучи приверженными как раз тем научным формам и рациональным структурам, которые капитал использует для самоподдержания.

Все левые и правые движения обладают одной и той же функцией, поскольку они участвуют в большем, более общем движении к уничтожению человеческого вида. Остаются ли люди ограниченными устаревшими стратегиями и формами, подчиняются ли они механизмам технологии – результат остаётся тем же. В историческом смысле, левая и правая категории появились как дуализм в начале девятнадцатого века, когда капиталистический способ производства начинал обретать реальное господство над производительным процессом и становиться реальной социальной силой. Так, люди вроде Карлайла, оказались в оппозиции апологетам капитала, [4] но именно Марксу выпало пойти дальше: он подтверждал необходимость развития производительных сил (а значит также науки и технологии) и, в то же время, обличал их негативное воздействие на людей в непосредственной ситуации. Но он считал, что в конечном итоге это приведёт к такому противоречию, при котором развитие производительных сил станет невозможным без уничтожения капиталистического способа производства. Тогда эти силы будут управляться самими людьми, и отчуждение отомрёт. Но это подразумевало бы, что капитал неспособен стать реально автономным, что он не может уйти от ограничений социального и экономического базиса, на котором он построен: закона стоимости, обмена между капиталом и рабочей силой, жёсткого общего эквивалента (золота), и т.д.

Переводя во внутреннюю плоскость социальную основу, на которой он был построен, капитал стал автономным, и поэтому смог ускользнуть. Стремительное продвижение его развития в течение нескольких лет высвободило серьёзные опасности для человечества и для всей природы. Даже самые дальновидные эксперты и старые зануды не могут игнорировать окружающие нас опасности. В определённой мере, они даже вынуждены присоединяться к тем, кто говорит в терминах апокалипсического будущего. Апокалипсис в моде, потому что наш мир приближается к концу, мир, в котором человек, несмотря на всю свою очевидную слабость и деградированность, всегда оставался нормой, ориентиром. Но, столкнувшись с фактом смерти бога, мы теперь слышим провозвестие о смерти человека. И бог, и люди сдаются перед наукой, которая является заодно богиней и служанкой капитала: наука представляется в сегодняшнем мире как изучение механизмов адаптации, ассимилирующих человека и природу в структуру производительной деятельности капитала. Все признаки указывают на то, что наименее разрушенные люди, в частности молодые люди, теперь неспособны смириться с этим наступлением адаптации и приручения; поэтому они отвергают систему.

Процесс приручения иногда происходил через насилие, как во времена примитивного накопления; но чаще он происходит через хитрость, потому что революционеры продолжают мыслить в соответствии с предпосылками, присущими капиталу и развитию производительных сил, и все они преклоняются перед одним божеством, наукой. Поэтому благодаря приручению и репрессивному сознанию наши умы окаменели более или менее до состояния дряхлости; наши действия утратили гибкость, а наши мысли стали стереотипными. Мы стали бездушной замороженной массой, застывшей на месте, всё время будучи уверенными, что смотрим в будущее. Но в период мая-июня 68-го, новая жизнь совершила прорыв, и движение роста к коммунизму началось вновь. Не появилось ни одной новой теории, или новых способов действия. Важный факт заключается в том, что у борьбы появилась новая цель. У неё нет ничего общего с политикой, идеологией, наукой или даже социальной наукой (последняя была полностью дискредитирована). Скорее это было утверждение особой жизненной необходимости против этого общества и независимо от него: для того, чтобы положить конец пассивности, навязанной капиталом, вновь обнаружить общение между людьми, свободное творчество и ничем не связанное воображение в движении человеческого становления.

Мифология пролетариата

С пришествием мая-июня 68-го всё изменилось и всё продолжает меняться с тех пор. Вот почему невозможно рассматривать лицейское движение 1973-го (обсуждается ниже) и его потенциал кроме как в связи с этим предшествовавшим ему движением.