То ли из-за шлемов, то ли из-за робости мы не поцеловались на прощание, хотя мне очень хотелось снова это сделать. Я знала, что Том уезжает на стажировку в какое-то захолустье на другом конце департамента и что я увижу его только дней через десять.
Мы ограничились тем, что помахали друг другу рукой. Неловкий жест. И мы такие же неловкие.
Обернувшись, я заметила, что на нас через окно кухни смотрит папа.
Когда я вошла в дом, он улыбнулся:
– Все в порядке, Лулу?
Я вскинула брови, приняла загадочный вид и пошла в свою комнату.
– Ты сможешь сходить за Сати?
– Да-да, – крикнула я, поднимаясь по лестнице.
Мое сердце билось так же быстро, как бьется сердце птицы, которую выпустили из клетки.
Оказавшись в своей комнате, я закрыла глаза от удовольствия.
Я прикоснулась к губам кончиками пальцев.
У меня дрожали руки.
Я не знала, что делать со своим телом.
Меня бросало то в жар, то в холод. Меня будто лихорадило. Я пыталась понять, что со мной происходит. А потом до меня дошло. Я была… я была счастлива. По-глупому счастлива.
Я бросилась на кровать и принялась смеяться, уткнувшись лицом в подушку. Я смеялась не останавливаясь. Кладбище, полицейские, родители Алексии – все это больше не существовало. Ветер разогнал тучи. Остались только губы Тома, резковатый привкус табака на его языке, его руки, обнимающие мое тело. Только нежность и мой смех в подушку.
Конечно, я уже целовалась с парнями. Но еще ни разу после аварии. И еще ничьи губы не казались мне такими нежными.
– Луиза, – крикнул мне папа с первого этажа, – ты про брата не забыла?
– Нет-нет!
Я стала переодеваться. Бросила на пол накидку и длинное траурное платье. Вытащила из шкафа коротенький топ и легкую, даже слишком легкую для того времени года розовую юбку, но мне было так жарко, что хватило бы и кусочка кружева, чтобы прикрыться. Я уже несколько месяцев не решалась носить вещи, которые оставляли открытой хоть какую-то часть моего тела. Эту юбку я купила два года назад вместе с Сарой и Морган. Я надевала ее только раз. Вот и возможность ее выгулять.
Я побежала в детский сад, который находился через две улицы от дома.
Я шла по тротуару и чувствовала себя по-новому. Ощущала легкость.
Улыбнулась своему отражению в витрине. Я сама себе казалась красивой. Шрамы больше не портили мою внешность. Они были частью меня. Я – Луиза. Точка.
Сати бросился ко мне, как только я вошла в детский сад.
– Луижа! Луижа, ты красивая!
Я расцеловала его.
В булочной мы купили Сати полдник и сели на скамейку в парке. Я смотрела, как мой младший брат жует пирожное, и слушала его бесконечный рассказ о том, как прошел день. Какой-то парень, просто прохожий, улыбнулся мне. Я улыбнулась ему в ответ. Мне даже почти нравился наш город, несмотря на безликие фасады домов и серое небо. Весна в самый разгар осени.
Вечером папа сказал мне, что завтра хочет пригласить Патрисию к нам на ужин. Он сказал это очень тихим голосом, словно ребенок, который просит кусочек шоколада перед обедом. Раньше Патрисия работала бухгалтером на бумажной фабрике. Когда фабрика закрылась, Патрисию уволили, как и всех работников, которые не были заняты разборкой станков. Папа не хотел торопить события. Он боялся, что я плохо отнесусь ко всему этому. Как будто Патрисия могла заменить маму. По правде говоря, и я сама не знаю, как я к этому относилась. Патрисия была мне безразлична. Ужины с ней были до смерти скучными, она разговаривала со мной так, будто мне десять, и я терпеть не могла, когда она начинала тискать Сати. Я не понимала, что папа в ней нашел, но он, наверное, мог сказать то же самое про Тома.
– Без проблем, пап, – ответила я.
Он погладил проступающую лысину и облегченно вздохнул:
– Хорошо. Прекрасно. Мы проведем отличный вечер.
Я поднялась в свою комнату и рухнула на кровать.
В тот момент мне очень захотелось взять в руки мобильник. Поговорить с Сарой. Поболтать обо всем и ни о чем. Рассказать ей о поцелуе. Наверное, я бы даже решилась позвонить Тому. Я пождала бы два или три гудка, а потом повесила бы трубку. Чтобы он мне перезвонил. Чтобы услышать его голос. Конечно, просить телефон у папы, когда тот восседает на кухне, не стоит – никакого уединения. Я решила, что попрошу папу купить мне телефон.
И вот тогда я почувствовала какой-то зуд на спине.
Я провела рукой по лопаткам. Подумала, что шрамы снова чешутся из-за холода.
Но дело было совсем не в шрамах.
Под пальцами я почувствовала пушок.
Вот, у меня все это началось в день, когда мы с Томом поцеловались.
Я прекрасно знаю, что мои романтические истории никому не будут интересны, но мне было важно рассказать вам и об этом.
Оскар Савини и фанатики из Лиги Света утверждают, что мы хуже диких зверей, и пытаются лишить нас всех прав. Даже права любить. Но если я смертна, они должны признать, что я могу любить. Уверяю вас, я умею любить. Так же хорошо или плохо, как и вы. Даже животные могут испытывать чувства и эмоции. Почему же я не могу?
Почему?