Против течения

— Я не должен верить своим глазам? — в ярости спросил он. — Но если другому мужчине позволено проявлять любовь, значит, позволено и мне — мне, твоему мужу. — Он обнял Энн одной рукой, другой приподняв ее подбородок, так что голова девушки легла на его плечо, а глаза мучительно и умоляюще смотрели в его глаза.

— Пожалуйста, Джон, прошу тебя, — молила она, но создавалось впечатление, что он ее просто не слышит.

Один миг он смотрел на нее — беспомощную пленницу в своих руках, а затем приник губами к ее губам, и Энн затрепетала под невыразимой властью его поцелуя. Она продолжала сопротивляться, но бесполезно: как будто глубокие воды сомкнулись над ее головой. Ее сотрясала дрожь, она ощущала себя потерянной, ей казалось, что Джон своими губами вынимает душу и отныне она уже принадлежит не ей, а ему.

Он целовал ее, и время остановилось.

Энн чувствовала, что перестала быть собой. Он отнял ее жизнь и оставил в ней пустоту. Наконец он оторвался от ее губ, и она ощутила, что он целует ее шею. Мягкая ткань шелковой сорочки соскользнула, когда он обнажил ее плечо.

Он поднял ее на руки и понес к огромной кровати, и тогда, только тогда она снова смогла закричать:

— Нет, Джон! Нет…

Он остановился, как будто до него донесся ее жалобный крик, посмотрел на нее — на откинутую голову, на глаза, не отрывающиеся от его лица, на руки, прижатые к груди. Его глаза встретились с ее взглядом, и Энн увидела в них страсть, неистовое, бурлящее пламя, которое, казалось, обожгло ее.

И так же внезапно, как поднял, он опустил ее на пол, разомкнул объятие, и Энн должна была ухватиться за стойку кровати, чтобы не упасть. Так она и стояла, а он смотрел на нее со странным выражением на лице. Энн была слишком ошеломлена, чтобы понять это выражение…

Он повернулся, дверь за ним закрылась, и Энн осталась одна.

19

Долго ли Энн простояла, глядя через комнату на закрытую дверь, она не имела представления. Она знала только, что все ее тело пульсировало, каждый нерв дрожал.

Наконец, как бы очнувшись от оцепенения, она подняла на плечи соскользнувшую ночную сорочку и неожиданно рухнула на пол, спрятав лицо в мягком шелке покрывала на кровати.

Она долго лежала так, пока холод не заставил ее забраться в постель в поисках тепла. Но уснуть не было никакой возможности, и она лежала в темноте с раскрытыми глазами, слушая, как часы в холле отбивали каждый час.

Наконец, когда свет нового утра начал пробиваться через занавески, Энн выбралась из постели, неслышно ступая по толстому ковру. Она оделась и, когда уже была готова, постояла несколько мгновений у окна, глядя на озеро. Золотые лучи солнца уже зажгли горизонт, разгоняя легкий туман над водой. Было очень тихо, и Энн казалось, что природа погрузилась в молчание и красота изумрудных лужаек, неподвижной воды и темно-зеленой листвы на раскидистых ветвях деревьев стала еще пронзительней.

Энн со вздохом отвернулась от окна, вынула несколько вещей из шкафа, выдвигая ящики так осторожно, словно боялась, что ее кто-то услышит, уложила их в небольшую сумку и вышла из комнаты, бесшумно закрыв за собой дверь.

Лестница и холл все еще были в серых сумерках, занавески оставались задернутыми. Поколебавшись, Энн пошла по коридору, туда, где в конце южного крыла были комнаты Синклера.

Дойдя до них, Энн немного постояла, словно призывая на помощь свое мужество, и постучала в дверь спальни. Она услышала приглашение Синклера и вошла. Как она и ожидала, он сидел в постели и читал. Синклер спал очень мало по ночам, и единственным спасением для его страдающего тела было то, что он мог с головой уйти в книги, которые, как он говорил, были не только его лучшими друзьями, но и лучшим отвлекающим от боли.

— Можно войти?

— Ну конечно, Энн. — Сама улыбка Синклера была радушным приветствием.

Энн прошла по комнате и остановилась у кровати. Он ждал ее спокойно, не выражая удивления ни по поводу ее раннего визита, ни по поводу того, что она была в шляпке и пальто и держала с руках сумку.

— Синклер, — нервно начала Энн. — Я уезжаю.

— Надолго? — мягко спросил он.

— Не знаю. Возможно, вернусь вечером, возможно, нет. Не могу сказать. Мне надо подумать… Это все, что я знаю точно. Мне надо подумать, а здесь я думать не могу.

— И что я должен сделать?

— Я бы хотела, чтобы вы сказали Майре и близнецам, что со мной все в порядке, пусть они не волнуются за меня. И возможно… — Энн опустила глаза под взглядом Синклера и с усилием продолжила: — Возможно, вы то же скажете Джону.

— Я это сделаю. Вы возьмете машину?

— Да. Не думаю, чтобы Джон стал возражать.

— Я скажу Джону, что вы взяли машину и будете беречь ее и… себя. — Синклер сказал это с нажимом, и Энн посмотрела на него, понимая, что он имел в виду.

— Вы можете сказать ему это, — ответила она.

— Спасибо, дорогая, и благослови вас Бог. Мы будем скучать без вас и ждать, когда вы вернетесь.

— Вы уверены, что я вернусь?

— Я знаю, что вернетесь. Может быть, вы правы, что уезжаете: трудно прислушиваться к своему сердцу, когда вокруг так много всего, что надо услышать.

Энн смотрела на него с некоторым удивлением.