Против течения

Лечить Валерия умела плохо, болезней не замечала – ни у других, ни у себя. Ее дар был один – выводить на дорогу, подталкивать к успеху. Снять боль – это она могла. Увидеть причину боли – нет. Сама она почувствовала неладное только тогда, когда черные щупальца смерти уже крепко держали ее изнутри. Именно тогда, как подарок судьбы, и появилась в ее жизни Марина. Вместе с Алексеем они были редкостной парой, и энергия, которую Валерия жадно черпала от них, помогла ей держаться несколько лет. И вот теперь связь оборвалась. Все было кончено – этот канал закрылся, искать новый источник она уже не могла. В тот бесконечно длинный августовский день, наполненный мучительными объяснениями с Мариной и Алексеем, Валерия простилась с собой – прежней.

Поговорив с униженной и безутешной Кирой, поцеловав в макушку сидящую за компьютером Милу, посмотрев на спящего Степочку, она пришла к себе и стряхнула в деревянную чашу все тонко зазвеневшие браслеты, под которыми прятала шрамы – знала, что не наденет их больше никогда. Долго разглядывала себя в зеркале, распустив волосы: еще прекрасное, но уже стареющее тело без капли лишнего жира, без единой складочки; мелкие морщинки у глаз, потерявшая свежесть шея и усталые руки – все выдавало возраст, как она ни старалась. А дальше будет только хуже: все обрушится лавиной.

Отвернувшись от зеркала, она посмотрела в лицо Ангелу – на противоположной стене висела картина Алексея Злотникова, купленная за немыслимые деньги на аукционе: «Ангел Надежды». Надежды больше не было. Ангел от нее отвернулся. Валерия уже не чувствовала энергии, которая раньше лилась на нее мощным потоком – гармония отношений между ней и художником была нарушена. Искать что-то другое было поздно. Никаких денег не хватит, чтобы купить жизнь.

Она пришла к Анатолию – тот все еще работал, одновременно вглядывался в экран монитора с биржевыми сводками и отдавал распоряжения по телефону. Увидев Валерию, он все отложил, а она села к нему на колени, обняла и зашептала в ухо горькую правду. Но чем дольше она говорила, тем яснее понимала: он не даст ей уйти, не отпустит, и придется пройти до конца, до последнего вздоха весь мучительный путь – ради мужа и детей, оставив их с утешительной иллюзией: сделали все, что могли.

Постепенно Валерия обрывала все нити, связывающие ее с жизнью, и готовила семью к новому существованию – без нее. Хотя можно было просто все продать, ей было жаль налаженного хозяйства, и пока хватало сил, она ездила с Милой в галерею и в антикварный магазин – с Кирой: показывая, объясняя, пытаясь заинтересовать, приучая к делам. Кира попробовала было взбрыкнуть: «А почему это галерея – Миле?» Но мать ответила коротко: «Хватит с тебя одного художника!» – И Кира замолчала.

Если Анатолий принял страшную правду сразу, то девочки так и не поняли всей серьезности положения. Были очень молоды. Запланированная учеба в Лондоне отменилась, обе поступили в Московский университет: Мила – на искусствоведение, Кира – на экономику. Новые друзья, новые занятия отвлекали – им казалось, все наладится: вот мать подлечится и опять станет прежней, и все будет хорошо. Никто из семьи не мог прийти Валерии на помощь – слишком долго она была главной помощницей всем вокруг. Единственным человеком, который мог хоть как-то ее поддержать, была Марина, но Валерия не сразу осмелилась к ней обратиться, так осложнились между ними отношения. Но в конце концов решилась и сама приехала к Злотниковым. Марины не было дома, а Алексей, открыв дверь, не сразу узнал Валерию:

– Вы подстриглись!

Она подстриглась и словно бы стала меньше ростом – только потом он сообразил, что на ней туфли без каблуков. Он приглядывался, недоумевая: нет ее всегдашних браслетов, нет лака на коротко подстриженных ногтях. Нет света в глазах! И постепенно страшная догадка стала проникать в его сознание. Валерия попыталась было посмотреть его картины, но быстро устала – она теперь уставала от малейшего усилия, все тяготило, само тело казалось лишним и обременяло душу.

– Можно я прилягу?

– Конечно.

Он уложил ее на диван в мастерской, сам присел рядом на пол, с тревогой разглядывая бледное лицо с тенями под глазами.

– Ты… больна? – спросил он, даже не заметив этого «ты», прежде совершенно немыслимого между ними.

– Да.

– Все плохо?

– Непоправимо.

Она закрыла глаза, и по щеке поползла слеза, потом другая…

Он осторожно погладил ее по щеке, утерев слезы, и, пока не приехала Марина, так и сидел на полу, держа Валерию за ледяную руку. И все те часы, что Марина провела с Валерией, помогая ей собраться с силами, он работал в гостиной, разбирая старые эскизы и делая новые: обдумывал, как написать портрет Валерии – молодой и прекрасной.

– Лёш, она зовет тебя, подойди.

Он подошел. Она сидела на диване – слава богу, повеселела немного. Сел рядом, поцеловал тонкую бледную руку – Валерия вздохнула.

– Я тебе хотела сказать: ты не казнись из-за Киры, хорошо? Я понимаю, устоять было трудно.

Алексей увидел, как ее глаза ожили улыбкой, и Валерия словно помолодела и расцвела:

– Она же все-таки моя дочь.