Против течения. Академик Ухтомский и его биограф

Деборина разносили тем же боевым языком, каким он еще недавно громил идеалистов, махистов, механицистов и прочих недопонимателей самого передового учения. При этом беззастенчиво присваивали его же характеристики и формулировки. Так, Жюльен Ламетри и Альбрехт Галлер остались на тех же местах, куда их определил Деборин. Наклеенные им ярлыки перекочевывали из статьи в статью, из монографии в монографию, в учебные пособия, справочники, энциклопедии.

Вот чему вздумал противостоять В. Л. Меркулов! Не умел он плыть по течению…

3.

Первые статьи о Галлере, написанные им в 1973 году, были лишь подступом к теме. Только 9 июля 1975 года он мне сообщал: «Сейчас я начинаю всерьез изучать материал об Альбрехте Галлере (1708–1777)».

В следующем письме более подробно:

«Усердно вчитываюсь в литературу XVIII века и жажду «реабилитировать посмертно» великого натуралиста, поэта и полиглота Альбрехта Галлера, коего оплевывал Ламетри, Гете, Гегель и даже Деборин-отец. Но идеи и открытия коего широко использовали философы Франции XVIII и физиологи XIX вв.»[417].

Василий Лаврентьевич свободно владел основными европейскими языками – без этого нельзя было бы и подступиться к такой теме. Перемогая болезни, он работал быстро и продуктивно. Не прошло и года, как он сообщил, что рукопись о Галлере сдана в издательство «Наука», но он еще не имеет сведений о ее утверждении.

Ответственным редактором книги снова стал М. Г. Ярошевский, которого Василий Лаврентьевич по-прежнему считал своим другом.

«Сегодня 16 июня [1976] решается судьба моего Галлера, – писал мне Василий Лаврентьевич. – Я был вынужден снять несколько фраз о том, что эксперименты, учение Галлера о раздражимости и чувствительности и его концепция о процессе отражения мозгом и органами чувств реальности были восприняты и разработаны Д. Дидро и В. И. Лениным»[418].

Ну, конечно! Разве могли быть предшественники у вождя и учителя всего прогрессивного человечества?! Если бы ими были названы основоположники самого передового учения, – куда ни шло! Но не какой-то мистик и идеалист XVIII века!

Тем временем вышла в свет книга М. Г. Ярошевского (в соавторстве с С. А. Чесноковой) об Уолтере Кенноне, крупном американском физиологе. В отличие от В. Л. Меркулова М. Г. Ярошевский умел правильно выбирать героев своих книг. Уолтер Кеннон был «другом СССР». Пока был жив И. П. Павлов, Кеннон поддерживал с ним тесные научные связи; в 1942 году, когда США и СССР были союзниками в войне против общего врага, Кеннона избрали почетным академиком АН СССР. Словом, тема была беспроигрышная!

Замдиректора ИИЕиТ А. С. Федоров предложил Меркулову написать рецензию на книгу о Кенноне, на что Василий Лаврентьевич с готовностью отозвался. Но писать комплиментарные рецензии было не в его духе. С присущей ему обстоятельностью он «с горечью отметил элементы поспешности, верхоглядства и даже вранья»[419] в рецензируемой книге.

«Телефонный разговор с профессором Ярошевским меня огорчил. А. С. Федоров заказывал мне большую рецензию на книгу Ярошевского и Чесноковой «Уолтер Кеннон» (она уже продается в Москве). Я составил рецензию на 23 стр. И вдруг Федоров вспомнил, что Чеснокова-то его собственная жена, и ему дескать неудобно тискать в журнале рецензию, где дана хвала и едкая критика. Печатать не будем. Далее Ярошевский мне втолковывал, что он убрал из рукописи о Галлере все, «что не касается его самого». А я начал с истории Швейцарии, религиозных войн между католическими и кальвинистскими кантонами, экспорта молодежи в армии королей, феодалов и пап Римских, затем «утечка мозгов» в XVIII веке трех Бернулли и Эйлера в Россию и многих иных. Словом, я протестовал. Он сообщил, что отправляет письмо, где отказывается от своих сокращений»[420].

Еще через пару месяцев Меркулов писал, что на рукопись о Галлере получено четыре положительных отзыва, «но нет [в издательстве] свободных редакторов!»[421]

И – словно замерло все до рассвета…

Пробежало еще два месяца, Меркулов пишет: «Наши дела на стадии замерзания – мелодично позванивают льдинки, купол неба чуть засветился северным сиянием – и тишина – и мы ждем. Рукописи пока без движения! Я написал жалобу Микулинскому и Федорову на здешних работяг “Науки”»[422].

Но проблемы сводились не только к издательской волоките. Не всем пришлась по душе реабилитация клейменого Альбрехта Галлера. Это видно из того же письма:

«Вчера в Военно-Мед[ицинском] музее на заседании Об[щест]ва историков медицины прочитал доклад о Галлере (55 минут). Многим понравилось – был у меня подъем и эмоциональный заряд. Портил дело пред[седатель] собрания проф. [М. А.] Тикотин (зав. кафедрой истории медицины Л[енинградского] Медицинского] И[нститу]та имени Павлова). Этот бездарный карьерист с замашками «кристально чистого подвижника», склонного к лозунгу «тащить и не пущать», – пытался меня пугать и упрекать в апологии и т. п. грехах. Хотя сие было мною парировано с пристойной едкостью и насмешкой, он долго брюзжал»[423].