Против ветра! Русские против янки

— Нет уж. Для нее «Невский» маловат. И заряды только трофейные… Нет, отдадим на завод.

— Уэртам? — щурится. — Дело, Евгений Иваныч. Пусть переплавят во что-нибудь приличное. Из чего можно убивать не только баб с детишками… Эй, ты зачем черную краску притащил? Не годится! Белую давай или хоть желтую. Ну, господин капитан, скажу вам, не тот матрос пошел, не тот. Только человек море понять успеет — а его назад, в деревню. То ли дело было прежде… Служба была!

— Верю, Пантелеймон Григорьевич. Не было б службы, не держали б Севастополь год… И все же — что вы людей попусту гоняете? Зачем нам краска?

— Да ничего такого, вашбродь, — прапорщик по адмиралтейству ответил на упрек привычно и лишь потом вспомнил, что он теперь тоже офицер. Замялся. Потом повторил: — Ничего такого, господин командир. Просто захотелось трофей чуток украсить. Вот этот оболтус и займется. Что хорошо в нынешнем матросе — грамотные. А кто нет, того учат…

Колумбиада уйдет в переплавку. И лишь стеклянные пластинки дагерротипа сохранят ее — выставленную для обозрения на площади — между портом и заводом Уэрта, как раз на половине дороги. Рядом… а кто только не снимался! Вот самая именитая компания: губернатор с женой, русский посланник — с супругой и без, мистер и миссис Пикенс, генерал Борегар, Алексеев. А к пушке уже прицеплены тали. И в сторонке, вне кадра, рядом с высчитывающим что-то инженером — мисс ла Уэрта. Разобиженная! Чуть-чуть не успела увезти добычу, теперь приходится время терять. А ведь одна такая колумбиада — это пять нарезных семидюймовок. У нее сотни людей и лошадей простаивают…

Уж она и не подумает фотографироваться! Зато проволочет пушку по городу. И горожане последний раз увидят надпись не на снимке, на чугуне. Желтую на черном. Чарлстонцы не знали русского языка. Но приписать пониже русского художества перевод оказалось совсем не сложно. Да и за несколько дней, что пушка позорилась на площади, горожане заучили надпись наизусть: «Она стреляла по Чарлстону. Больше не будет».

Интермедия

Тихий океан

Тихий океан больше Атлантического почти в два раза и куда как злей. Но эскадра вице-адмирала Попова подошла к рейду Сан-Франциско почти день в день с явлением Лесовского у Нью-Йорка. Вот только навстречу попался не грозный монитор, а маленькая брандвахта. Для полного счастья, американцы приняли шедший передовым клипер «Абрек» за прославленный южный капер «Алабаму». Похожи. А потому вместо того чтобы постараться уйти под защиту форта Алькатрас, храбро ринулись на перехват (так было и в нашей истории).

Капитан 2-го ранга Константин Павлович Пилкин о войне ничего не знал. Инструкция требовала считать североамериканцев союзниками. А те — стреляют всем бортом и не холостыми. Что ж… Ветер в сторону берега — и врага. А «Абрек» готовился к роли разрушителя торговли. И готовился всю свою службу именно к этому: поворот на противника, абордажные партии — наверх, летят крюки и сети, гремит «Ура!» Какая разница, если противник вовсе не напоминает разоруженного по Парижскому трактату купца? На русском флоте тех времен отлично понимали, что любое соглашение соблюдается Владычицей морей ровно до тех пор, пока способствует защите ее торговли. А потому захват купца с пушками — которым и был американский корабль — тоже отрабатывали.

Дальнейшее напоминало сцену из лучших пиратских времен. Стук деревянных корпусов, крюки и абордажная сеть. Схватка. Сорванный флаг, разметавший по палубе некогда гордые звезды и полосы. Два капитана, у каждого находится вопрос другому:

— Вы что, не «Алабама»?! — у американца.

— Какого хрена?! — у русского.