Против всех

— Да, я вообще никогда не видел, чтоб в джетах приходилось выпрашивать хавчик, — ответил Красовский. — А еще ты заметила, что они постоянно врут? Когда русский врет, ты точно знаешь, что это вранье, а у хохлов это суть существования. Не объегоришь москаля, он тебя пустит на сало.

Тем временем самолет плавно плюхнулся на харьковскую взлетку. К двум слегка дрожащим от ночной прохлады фигурам подкатил тонированный внедорожник размером с самолет. Огромные бритые люди выскочили из машины, подхватили чемоданы и галантно распахнули перед гостями двери. Джип сорвался с места и умчался в ночь, в едва угадываемую за темными стеклами лесопарковую зону.

— Куда они нас везут, — подумала Собчак, от ужаса и усталости забыв поставить в конце вопросительный знак.

— Геннадий Адольфович велел отвезти вас на ис точник, — не оборачиваясь, произнес с водитель ского сиденья ясновидец с бритым затылком.

— Какой источник? Сейчас два часа ночи.

— Шеф вас там уже ждет.

Гепа

— Привет, ну что, купаться будем? — маленький человек в спортивном костюме Abercrombie&Fitch выпрыгнул из соседней машины.

— Я буду, — обреченно, с лживой готовностью в голосе ответил Красовский.

— А я как-то нет, — сказала Собчак. — Вы, мальчики, сами.

Герои пошли вниз по лестнице, окруженные взводом автоматчиков. Навстречу им от источника шли люди, которые приветливо здоровались с мэром, он им вежливо отвечал. Если б не охрана, могло показаться, что путешественники шли в компании мэра Роттердама.

— Это вот мы тут свалку убрали и сделали купальню. Крест — видите — сценки нарисовали. — Над крестом, заполненным ледяной водой, действительно были фрески.

Пока Красовский, морщась от холодрыги, стягивал штаны, Кернес лежал под водой. На берегу охранник осторожно, словно раненую колибри, поглаживал мускулистым пальцем экран айфона.

— Тридцать две секунды, — торжественно объявил он вынырнувшему Гепе.

— Еще нырну! — мэр восточной столицы вновь скрылся в ледяной воде.

Собчак поняла, что высокотехнологичный продукт доверен гиганту с единственной целью — засекать время купания шефа, — и почувствовала в сердце теплоту материнской любви. Но Красовский нещадно мерз.

— Да вы не стойте босичком на холодном-то, — прошептал Красовскому охранник, — на полотенчико встаньте.

Кернес вынырнул из проруби, моментально влез в спортивную фланель, нахлобучил огромную вязаную шапку, и уже спустя десять минут гости ходили по ночному парку культуры имени Горького.

— Я, когда стал депутатом, называл это парком аттракционов и шашлыков, — Кернес не по росту так стремительно обходил свои владения, что автоматчики не успевали держать периметр.

— То есть здесь все было в аттракционах, шашлыках? — спросила Собчак.

— Надписи все по-русски, — заметила Собчак.

— Я вам скажу по поводу русского языка, тут не надо рассуждать: тут говорят по-русски. Все. — Кернес гордо посмотрел на облепленное светодиодами дерево, словно бы украденное им с Тверского бульвара. — Вот же, красиво, да?

— Ужасно красиво, Геннадий Адольфович, — подхватили гости.

— Смотрите, — делегация подходила к центральному входу, — здесь стоял памятник Горькому, у него птицы склевали голову, потому что он был из гипса. Сейчас здесь стоит символ парка.

— Белочка? — обомлела Собчак.

— Да, — ответил Кернес, — белочка. У нас здесь очень много белочек, поэтому белочке и памятник.

В речи мэра, столь очевидно гордящегося вверенным его попечению парком, явно звучали капковские нотки. В какую-то минуту полусонным гостям даже показалось, что они расслышали слова «культурное пространство».

Еще час гости ездили в ночи по пустому вылизанному городу, мэр останавливался у каждого здания, рассказывая, где было гестапо, где находится его кабинет.

— А это вот памятник Шевченко, второй по красоте после Марка Твена, который в Америке стоит.

— А это что за баба на шаре? — зевая, спросил Красовский.

— Это памятник независимости Украины, там ведь даже написано: «Слава Украине».

— Героям слава, — по привычке ответил Красовский.

— Не героям слава, а Украине, — резко поправил Кернес. — Не надо тут вот бандеровских паролей.

— А если б сейчас вас попросили проголосовать за СССР или против, вы бы как проголосовали? — поинтересовалась Собчак, глядя на пустую, выложенную брусчаткой площадь со светящимся в глубине памятником Ильичу.

— Конечно за. Такая была страна мощная, а сейчас что? Вот все говорят: Европа, Европа, а что Европа? Там тоже работы нет.

По всему было видно, что мэр искренне предан городу, и город отвечал ему взаимностью, приветливо подмигивал зелеными светофорами, мерцал новенькими фонарями площадей, хрустел брусчаткой под резиной.

— Это ваша гостиница, а завтра можем встретиться на завтраке у меня. Я тоже в гостинице живу.

— Зачем? — удивилась Собчак. — Это же ваш родной город.

— Хочется иногда. У меня там собаки, завтрак хороший.