Против выборов

Страшно даже не то, что некоторые сторонники движения «Захвати Уолл-стрит» сравнивали события в Зукотти-парке с Парижской коммуной: даже лучшие из нас порой впадают в пафос{39}. Но что движение, с таким гневом выступающее против парламентской системы, не знает истории и отказывается рассматривать приемлемые альтернативы, – это признак не только слабости со стратегической точки зрения, но и крайнего безрассудства. Действительно ли они стремились ниспровергнуть существующее устройство? И каким стало бы наше будущее? Какие были бы гарантии равенства и свободы? Как можно было бы избежать катастрофических ошибок? Недостаточно быть только классными и нестандартными, когда речь идет о таких серьезных вещах, как изменение концепции совещательной модели. Крупный французский теоретик демократии Пьер Розанваллон не зря предупреждал: «Когда пытаются усилить демократию, она может обратиться против себя и превратиться в тоталитаризм, как произошло в Советском Союзе»{40}.

Когда словенский философ Славой Жижек выступал в Нью-Йорке перед участниками движения «Захвати Уолл-стрит», он просил их не очаровываться самими собой. К сожалению, это все-таки произошло. Американский журналист Томас Франк описывает в своем обличительном эссе, как движение пристрастилось к культу партиципативности, «прямой демократии», и как средство превратилось в самоцель:

«Активным кругам, конечно, полезно создавать культуру демократического движения, но это всего лишь отправная точка. Движение „Захвати Уолл-стрит“ так и не пошло дальше. Оно, в отличие от популистов, не призывало к созданию субказначейской системы. Оно не возглавило какую-нибудь стачку (настоящую) или сидячую забастовку, не заблокировало какой-нибудь вербовочный центр, не захватило кабинет кого-нибудь из университетских деканов. По сравнению с ним гласные споры IWW[31] столетней давности кажутся выдержанными в совершенно прусском духе. Наивысшей точкой для последователей движения была горизонтальная культура. „The process is the message“[32], – хором пели протестующие»{41}.

Нидерландский социолог Виллем Схинкел добавляет: «В некотором смысле „Захвати Уолл-стрит“ – симуляция идеологического сопротивления. На первом месте у них стремление к контридеологии, а сама контр-идеология отодвинута в сторону»{42}.

«Оккупаи» скорее обозначили болезнь, нежели предложили лечение. Они поставили верный диагноз, но выдвинули слабую альтернативу. Для самих участников «генеральных ассамблей» это, несомненно, очень интересный и важный опыт. Осознание того, что ты являешься членом сообщества, проводящего совещания спокойно и по-взрослому, может давать невероятно сильные ощущения. Взрастить в себе гражданскую добродетель непросто всегда, но особенно во времена, когда и парламент, и СМИ подают плохой пример. К сожалению, никто не знает, как стимулировать этот процесс у правящего класса, имеющего возможность что-то менять. Стефан Эссель, французский дипломат и бывший член Сопротивления, написавший памфлет «Indignez-vous»[33], от которого образовано название Indignados, неоднократно подчеркивал, что одного возмущения без вовлеченности недостаточно и что нужно пытаться влиять на правительство: «Во власть нужно вовлекаться не по краям, а в самом ее центре»{43}.

Каждый из трех рассмотренных способов лечения представляется мне опасным: популизм заключает в себе опасность для меньшинства, технократия – для большинства, антипарламентаризм – для свободы.

Но в последнее время в Европе также появились движения, не согласные символически протестовать в стороне. Они на самом деле добрались до «центра власти». Их можно назвать «неопарламентаристами». Одно из них – образованная в 2006 году в Швеции Пиратская партия, на некоторое время ставшая, пусть и виртуально, третьей по популярности в Германии{44}. В Нидерландах хитрым путем пыталось выбиться в большие партии и пробраться в парламент движение «G500»{45}. А в Италии выросло в третью по величине партию в стране «Движение пяти звезд» Беппе Грилло{46}.