Против выборов

Здесь и там кое-что начинает созревать. Такой город, как Утрехт, решился сделать шаг. Теперь муниципалитет на регулярной основе отбирает по жребию около 150 граждан, чтобы вместе обсудить такие долгосрочные цели, как план по энергетике и план по интеграции беженцев. В Бельгии различные муниципалитеты, провинции, политические партии и даже министры участвуют в экспериментах с новыми формами гражданского высказывания. В крупнейших городах Нидерландов (Амстердам, Гаага, Амерсфорт, Апелдорн, Гронинген, Неймеген и т. д.) проведены встречи G1000. В таких городах, как Мадрид и Барселона, начаты исследования, возможно ли введение жеребьевки на местном уровне. Некоторые политики в Бельгии выступают за то, чтобы конституционная комиссия или даже весь Сенат формировались путем жеребьевки. А в Швейцарии – стране, которую многие считают лучшей демократией в мире, – сейчас идет сбор подписей за референдум по вопросу о том, чтобы формировать Nationalrat[107], нижнюю палату парламента, на основе жеребьевки, а не выборов.

Собственно, речь идет о совершенно естественном дальнейшем развитии демократии от права голоса к праву высказывания. Этот процесс так же неотвратим, как распространение избирательного права на женщин веком ранее: сначала он вызывает споры, позже становится само собой разумеющимся. В то время как уровень образования высок, как никогда, а информация распространяется быстрее, чем раньше, совершенно нормально, что мы доводим свою демократию до уровня XXI века. Давайте не забывать, что выборы пришли из того времени, когда большинство населения было неграмотно.

Но происходит ли оно на самом деле, такое обновление? Или мы продолжаем маяться с устаревшей системой?

Здесь я могу без ложной скромности указать на 12 изданий книги «Против выборов», тысячи экземпляров которой были распределены по всем муниципальным управлениям в Нидерландах, на многие переводы, которые, в свою очередь, дали повод к дебатам в Осло, Копенгагене, Париже, Лондоне и Берлине и к симпозиумам в бельгийском Сенате, а главное – в Александрийской библиотеке, где двадцать бывших глав государств и правительств вместе с ключевыми фигурами «арабской весны» занимались этой проблемой. Но речь все же идет не о приключениях одной отдельно взятой книги.

Да, на местном уровне есть какие-то подвижки. А на национальном? Если даже в Ирландии и Исландии – в странах, которые дальше всего продвинулись в сфере демократического обновления, – сегодня избранные политики не решаются прислушаться к рекомендациям своих гражданских собраний, то чем мы тогда, собственно говоря, занимаемся? Если во времена колоссального недоверия к партийной политике нигде в Европе политики национального уровня ни на дюйм не приблизились к более взрослому обращению с гражданином, то чем мы тогда, собственно говоря, занимаемся? Если даже Европейский союз в самый критический момент со дня его основания все еще думает, что это «вопрос лучшей коммуникации с гражданином», и не сознает, что сама вертикальная система «сверху вниз» представляет собой основную проблему, то чем мы тогда, собственно говоря, занимаемся?

Демократия – это такая форма правления, при которой народ правит сам. Хотим ли мы, чтобы это когда-нибудь до нас дошло? Проблема не в том, что граждане хотят и могут вместе думать о политике, – ответ на этот вопрос безоговорочно положителен. Проблема в том, что большинство политиков этого все еще не хочет. Они ведут себя так, как французская аристократия в 1788 году, но полагают, что последствия такими же не будут.

Что демократическая система будет обновляться, не подлежит сомнению. Вопрос только в одном: когда? Начнется ли наконец это насущное обновление сейчас, или сначала должен наступить конец демократическим ценностям, должны произойти серьезные беспорядки, насилие или даже крах парламентской системы? Иными словами, займемся мы обновлением до или после аварии? Я долго думал, что еще не поздно, что политики будут достаточно мудры, чтобы ввести необходимые изменения до наступления полного краха, хотя бы только в собственных интересах. Но с лета 2016 года я все больше в этом сомневаюсь. Разумеется, неудобно ремонтировать автомобиль, пока на нем едешь. Но еще труднее ремонтировать его после аварии.