— Три миллиона двести тысяч, — уточнил Коун.
— И внесли максимально возможную сумму либо на кампанию по переизбранию, либо в политический комитет из восьмидесяти восьми человек из ста членов сената США, включая, разумеется, великого покойного Максвелла, земля ему пухом. Мы охватили не меньше сорока политкомитетов, все они, вероятно, творят там богоугодные дела. Кроме того, две дюжины наших начальников попытались охватить еще больше людей самостоятельно под вашим руководством. И теперь, благодаря мудрости Верховного суда, мы можем вливать в избирательную систему крупные суммы денег, отследить которые невозможно. За один только год набирается больше пяти миллионов. Сложив все это и включив все платежи, как заявленные, так и не заявленные, как в конверте, так и без него, вы поймете: «Веррик лабз» и ее руководители потратили почти сорок миллионов долларов за прошлый год, чтобы наша великая демократия не свернула с правильного пути.
Мэсси бросил бумаги и метнул свирепый взгляд на Коуна.
— Сорок миллионов всего за одну вещь, Лейтон, за один-единственный товар, который вы продаете. Влияние. — Коун кивнул. — Так скажите, пожалуйста, Лейтон, как при нашем влиянии, которое мы покупали годами, Управление по контролю за продуктами питания и лекарственными средствами могло изъять крейокс из продажи?
— Управление — это Управление, — ответил Коун. — Это отдельный мир, неподвластный политическому влиянию, или нам просто внушают эту мысль.
— Политическое давление? Все было хорошо, пока не умер политик. У меня складывается впечатление, как будто его друзья в сенате надавили на Управление.
— Разумеется, надавили.
— Так где были вы? Разве вы не платите бывшим уполномоченным лицам из Управления?
— Есть у нас один, но здесь имеет ключевое значение слово «бывший». У него больше нет права голоса.
— Что-то мне кажется, вы отдалились от реальной политики.
— Возможно, на некоторое время, Ройбен. Мы проиграли первую битву, но можем выиграть войну. Максвелл умер, и через минуту его забудут. Так и бывает в Вашингтоне: там о тебе забывают очень быстро. Они уже начали кампанию в Айдахо, чтобы заменить его. Дайте им немного времени, и о его смерти забудут.
— Дать им время? Мы каждый день теряем восемнадцать миллионов долларов на продажах из-за Управления. С тех пор как вы приехали сегодня с утра и припарковали машину, мы потеряли четыреста тысяч долларов на продажах. Не говорите мне о времени, Лейтон.
Николас Уокер и Джуди Бек, разумеется, все записывали. По крайней мере они что-то строчили в своих крупноформатных желтых блокнотах. Ни он, ни она не поднимали глаз, но обоим нравилась эта маленькая разминка.
— Вы обвиняете меня, Ройбен? — спросил Коун почти с отчаянием.
— Да. На сто процентов. Не понимаю, как строится работа в этом гнилом месте, если я нанимаю вас и плачу чертову кучу денег, чтобы вы проводили мою компанию через минное поле. Поэтому да, Лейтон, если что-то идет не так, я обвиняю вас. Совершенно безопасный препарат изъяли из производства без каких-либо веских причин. Вы объясните мне ситуацию, не так ли?
— Я не могу ничего объяснить, но обвинять меня — несправедливо. Мы следили за этим делом с тех пор, как были поданы первые иски. У нас были налажены солидные контакты по всем направлениям, и Управление по контролю за продуктами питания и лекарственными средствами не особо интересовалось изъятием препарата из продажи, как бы ни визжали судебные юристы. Мы были в безопасности. А потом Максвелл столь изящным образом скончался, да еще и на видео. Это изменило все.
Воцарилось молчание, и все четверо потянулись за чашками с кофе.
Коун никогда не упускал возможности поделиться какой-нибудь сплетней, известной в узких кругах информацией, которую передавали шепотом, и он с удовольствием преподносил ее клиентам.
— По словам одного источника, семья Максвелла не хочет подавать иск. Это очень надежный источник.
— Что за источник? — осведомился Мэсси.
— Еще один член клуба, другой сенатор, который очень близок к Максвеллу и его семье. Он звонил мне вчера. Мы выпили. Шерри Максвелл не хочет подавать иск, но этого хочет ее адвокат. Он весьма проницателен и понимает, что «Веррик» у него в руках. Если иск подадут, вновь разнесутся плохие новости о компании и еще большее давление будет оказано на Управление, чтобы принудить его настаивать и дальше на изъятии препарата с рынка. Но если иск так и останется в проекте, то скоро о Максвелле забудут. Вы избавитесь от одной головной боли, хотя за ней последуют другие.
Мэсси крутил правой ладонью, описывая круги.
— Продолжайте. Выкладывайте все как есть.
— За пять миллионов они откажутся от иска. Я проведу все через собственный офис. Это будет конфиденциальное мировое соглашение без каких бы то ни было подробностей.
— Пять миллионов? За что? За прием лекарства, которое не причиняет вреда?
— Нет. Пять миллионов за лечение большой головной боли, — ответил Коун. — Он был сенатором почти тридцать лет, и честным сенатором, так что его наследство не очень значительно. Семья не откажется от небольшой суммы.