Противофаза

Удалась только последняя часть организаторской деятельности. Тосты я поднимал часто и быстро, потому что с каждым гостем приходилось пить отдельно. Поэтому через полчаса был согласен с тем, что из горла употреблять шампанское удобнее, сидеть на полу проще, а тарелки – вообще пережиток. В суматохе кто-то вырубил телевизор, и я на все махнул рукой, едва не опрокинув елку.

Потом мы каким-то образом оказались на улице. Из верхней одежды я обзавелся только ботинками, но не мерз совершенно, потому что непрерывно куда-то бежал. Потом прыгал. Потом стоял на месте, но так орал «Ура!» во время салюта, что даже вспотел. Женщины были вокруг все как одна восхитительны, из-за чего мне приходилось время от времени отлавливать Катю и крепко целовать ее в губы. По-моему, этого никто не заметил.

К половине четвертого шампанское, которое я умудрился разбавить коньяком, стало выветриваться. Я протрезвел настолько, что поднялся наверх и накинул дубленку. На лестнице встретил какую-то шустроглазую шатенку, которая при виде меня глупо хихикнула и прошептала:

– Все-все-все, я же сказала, я здесь с мужем.

– Жаль,- ответил я на всякий случай и умчался на улицу.

Там меня все уже знали и встретили чуть не аплодисментами. И попросили спеть и сплясать. Это меня смутило даже больше, чем встреча в подъезде. Наверное, не стоило усердствовать с тостами.

Обнаружив в одной из группок Катю, я оттащил ее в сторону и робко спросил:

– Я тут как, нормально?

– Отлично! – ответила она, но почему-то фыркнула. – Только не пей больше, хорошо?

Я не пил больше, и мне было хорошо. То есть пару глотков водки я все-таки совершил -но исключительно в подогревочных целях. Путем осторожных расспросов выяснил, что в подъезде я встретил Катину подругу Наташу с другого фая города, к которой приставал с предложением немедленно ехать в Ленинград на 3-ю улицу Строителей. Песни я пел еще до этого, вроде бы хором. Правда, кто еще участвовал, разузнать не удалось, зато все помнили, как я исполнял «Под крылом самолета о чем-то поет». А еще декламировал стих из одной строчки: «Шел по улице малютка, посинел и весь продрог» – и танцевал неизвестный танец, во время которого зловеще водил перед лицом растопыренными пальцами. Почесав затылок, я понял, что мой расслабившийся мозг воспроизвел любимые сцены из «Иронии судьбы». Только танец был не оттуда. Танец был, скорее всего, из «Криминального чтива».

Сначала меня расстроило такое мое глупое поведение, но потом порасспрашивал про остальных участников карнавала и несколько успокоился. Оказывается, Дед Мороз (один из местных пап), измученный приставаниями детей и возлияниями родителей, заявил, что он Санта-Клаус, поэтому пьет только виски, а стихи выслушивает только по-английски. Каково же было его изумление, когда через десять минут перед ним объявилась юная полиглотка с «Jingle Beils». А за ее спиной маячил очень довольный папа со штофом скотча. Напиток оказался отменным, и полчаса спустя Дед Клаус (или Санта-Мороз) уже стучался во все двери и требовал Снегурочку. Причем звал он ее на английский манер – Ice Cream. К счастью, вторая же из квартир оказалась его собственной. Дальнейшая судьба живого символа Нового года неизвестна.

Другой энтузиаст праздника – некто Дима – хотя и не пил совсем (был за рулем), от запуска фейерверков пришел в неутолимый экстаз, разыскал и взорвал все хлопушки в радиусе километра и даже, если верить очевидцам, приставал к милиционеру с просьбой дать пострелять из табельного оружия.

Случилось в эту ночь еще много такого, отчего я почувствовал себя снова третьекурсником в день получения стипендии.

– Эдак у вас каждый Новый год проистекает? – спросил я у Кати, когда мы уже под утро тащили домой упирающегося ребенка.

– Нет, – ответила она, – обычно мы куда-нибудь выезжаем и там, на природе, отрываемся по полной программе. Снеговиков лепим…

– Пошли лепить снежную бабу! – немедленно зацепилась за идею Машка. – Пошли, там еще все остались.

– Маша, уже поздно, – начал я ее увещевать, – то есть рано. Короче, пора спать. Натка уехала, гости, которые далеко живут, тоже.

Катя, вместо того чтобы поддержать меня, наклонилась к дочкиному уху и чего-то прошептала. Девочка резко изменила тактику и повлекла нас за собой. В квартиру она влетела первой – и, не раздеваясь, бросилась к елке. Там уже лежали ярко упакованные коробки. Только теперь я понял, почему мамины варежки-носки следовало не вручать накануне, а засунуть под елку: Машка визжала и прыгала так, что искусственная сибирская красавица заколыхалась.

Тут я вспомнил и о своем подарке. Нащупал его в кармане, посмотрел на Катю, которая уже зевала и хлопала глазками, и решил повременить. Обручальное кольцо – слишком серьезный подарок, чтобы вручать его в состоянии полудремы.

Поэтому я ограничился крепким поцелуем в макушку и признанием в любви.

**