— Я бы с радостью, малышка, но обещал твоему отцу сыграть с ним в нарды.
Сумерки накатывались необычно быстро, пуская пронизывающую прохладу под кофту и вынуждая поёжиться от мурашек, но девушку всё устраивает, ей комфортно, хоть и укуталась посильнее в серую толстовку. Её пальцы скользят у корней распущенных волос. Крыша дома, куда она часто незаметно прошмыгивала через чердак укрывала и давала убежище. Тихо, и здесь незаметна для окружающих. Её территория одиночества и покоя.
Николь прикрывает глаза, одновременно совершая затяжку сигареты, словно смакуя горьковатый привкус на языке, опуская его в лёгкие и выдыхая в воздух остатки, которыми можно полюбоваться, как создателем. Она нуждалась в этом — это необходимость. Зависима от маленького дымка яда. Пристрастие, которое боится отпустить. Маленькая радость её настоящей. Капелька временного счастья. Ведь даже несмотря на все воспоминания вечера и до сих пор присутствие Картера в их доме, на данный момент она расслаблена.
Выслушав истории матери о весёлых деньках молодости, просмотрев игру отца с Нэйтеном и каждый раз хмыкая от того, как парень специально поддавался, позволяя его обыгрывать, она наконец смогла уединиться. Нашла своё время, позволяющее скрыться без упрёков. Тем более, прекрасно зная, что родители после задремлют на диване в гостиной под сериал девяностых. Крыша дома, как убежище от всего, что давит за целый день. Тонкая грань объединения души и тела — она та, кто есть. Взрывная, упрямая, хладнокровная, разрушающая свой организм никотином и собственным ядом и в то же время уставшая и опустошённая от всего этого. Николь на самом деле трусиха. Боится принять чувства. Боится боли. Боль — это слёзы и разрыв души, которая и так гниёт, а потерять остатки равно бесчеловечности. Она кричит о помощи, но никто об этом не слышит. «Пожалуйста, кто-нибудь» — жалобный стон, вот, что скрывается в сероватом дымке, исходившим из лёгких.
— Так и знал, что ты здесь, — его голос взбудоражил на миг, но она даже не обернулась посмотреть, как Нэйт пролезает наверх. — До сих пор здесь скрываешься, когда совсем хреново.
Его плечо коснулось её.
— Если все-то ты знаешь, зачем припёрся и бесишь сильнее? — по-прежнему не смотрит Ники на него, предпочитая сравнивать его с надоедливой мошкой.
— Сама знаешь, я тебя отвлекаю от саморазъедания, — зато он смотрит на неё, как всегда, изучающе, подмечает её смешок, срывавшийся с губ. Считает его самоуверенным, но в каком-то плане так и есть. С ней нужно быть именно таким.
Николь тушит сигарету о кирпичную кладь трубы, выходившей в крыше, и складывает бычок в баночку, когда-то притащившую сюда и покоившуюся теперь, как на своём месте, именно для таких вылазок девушки. Её голова мягко опускается на ладонь опиравшейся руки об колено, и молчит. Как-то спокойно, и даже во взгляде нет прежнего презрения. Непривычно для Нэйта, сбивает с мыслей, но ему нравится этот омут, в который Ники опустила его. Тонкий, глубокий и опасный, словно пытается посмотреть на него по-другому, увидеть новое и прикоснуться к непозволительному. Почему она не понимает, что ей даже не надо просить? Он позволит, сам откроет и впустит — ей дозволено.
— Ты странный, Нэйтен Картер. Неужели тебе не проще оставить меня? Мы слишком разные, зачем ты продолжаешь находиться рядом? Мы же абсолютные противоположности. — Отнимает она лицо от руки и смотрит на темнеющие поверхности крыш соседних домов.
— Противоположности? — Нэйт словно пробует на вкус данное слово, пытаясь подстроить под них. Его глаза смотрят теперь с Ники в одном направлении, позволяя чувствовать друг друга, а не искать подсказки в жестах. — Ты куришь, но не пьёшь, — звучит, как аргумент, резко и неожиданно.
— А ты пьёшь, но не куришь.
— Вот видишь, не такие уж мы с тобой и разные противоположности, — привлекает он внимание, и Тёрнер поворачивает голову, чтобы лучше присмотреться и дослушать мысль. — Ты называешь нас противоположностями, но не учитываешь, что каждому человеку свойственно ошибаться. Именно ошибка, искривляют параллель и рано или поздно, но это приведёт к точке, в которой они пересекутся. Понимаешь, Ники?
«Услышь же меня».
Темнота добралась до их фигур, накрывая покрывалом, с единственной подсветкой в виде звёзд и фонарей улиц. Николь впервые в жизни не знает, что ответить, она просто смотрит на человека напротив долго и, кажется, не хочет отводить паршивый взгляд, который к тому же и не слушается. Её очередь изучать. Просто тишина, просто ночь, но впервые за долгое время не просто Нэйтен Картер. Это снова пугает.