Тишина, и лишь неприятно туго сжимающаяся грудная клетка, ломающая рёбра. Губы дрожат, но она поджимает им. Почему волнует то, что не должно волновать? Должна быть спокойна. Должна быть выше, где и всегда была. Должна быть Николь Тёрнер — гордой и твёрдой. Но долбаные «почему» (почему волнует, почему опять, почему снова он) кишат и выедают стенки сознания.
Она не посмотрит больше на него. Пройдёт мимо, ощущая шлейф его одеколона от сближения навстречу.
Да, просто пройдёт.
И проходит. Действительно не смотрит. Но так хочет увидеть. «Что сейчас в твоих глазах, Нэйтен Картер?» Пусто. Пускай там будет пусто. Пусто и холодно, а жар спишем на полуденное солнце.
Перед ней незнакомый человек — так должно быть.
А он позволяет ей пройти, смотря перед собой. Впервые вот так просто позволил, не сопроводив ничем вслед. Просто пускай уйдёт.
«Смотри, только вперёд», — твердит он себе, ведь так теперь и будет.
Только звуки её каблуков эхом отдаются в больной голове. Чёрт, как же это жутко бесит.
Больше не будет колких слов, двусмысленных взглядов, мысленных уничтожений друг друга.
Ничего. Не. Будет.
Их игра окончена.
И в сердцах обоих неприятно кольнёт от прошлого.
Чужие…
Николь вытерпела этот вроде обычный, но и не обычный день в институте. Всё как обычно, но чувство недостающего, кажется, пропитало даже воздух и витало по округе, вызывая необъяснимое беспокойство. Расслабиться — мечта номер один. Волшебное слово, которое действительно недостаёт в жизни. Просто… просто расслабиться. Пожалуйста.
Девушка поправляет свой тугой хвост, проводя руками по прядям, покидая стены серо-белого здания. Вдыхает прохладный воздух и расправляет блузку. И почему сегодня лекции казались тягучими, как резина плохого качества? И она, наконец, рада оказаться на улице, не видя преподавателей и студентов. Николь Тёрнер сдаёт позиции,? Нет, просто мозги и без того кипят. Кто-то включил порыв дурных мыслей, а выключить забыл, и теперь они бурлят, переливаясь через край, неспособные удержаться в черепной коробке.
Нэйтен Картер появился в институте, но ни на одной паре так и не присутствовал. Он точно был. Она видела. Хоть и не смотрела на него, но видела. Это же не мираж? Хотя тишина до сих пор эхом отражалась где-то в недрах и кажется, что, возможно, это разыгравшаяся фантазия. Его аура отражалась на её плече, когда пересеклись. Нет, не фантазия. Он был зол и растерян одновременно, она ощущала, не прикасаясь и не смотя. Прожёг её всю, и, кажется, если кто до неё дотронется, разлетится прахом по ветру.
Почему опять думает о нём?
Стоп. Хватит. Обещала же себе. Выкинь эту «каку» из мыслей.
— Николь, — окрикивают со стороны, и, чёрт, она даже рада, что так резко вырвали из мыслей, которые уже начинают тухнуть. — Привет, — Маркус улыбается, опять теряя свои глаза. Но Николь нравится это выражение — действительно мило.
Он буквально подлетел к Тёрнер и затормозил совсем рядом, вытяни она руку, спокойно уберёт прядь выбивших волос, спадавших на глаза и явно мешали. Он опережает, запуская пальцы в волосы, откидывая их назад, чуть запрокидывая голову, открывая вид на шею с выделяющимся кадыком. До безобразия сексуальный жест. Скажи, Пэрри, сколькие уже пали перед тобой на колени, протягивая ручонки к ширинке за твою соблазнительность? И всё же, «ангелок», в клубе она не пила, а память не подводит. Его руки касались спины, скользя подушечками пальцев по углублению, пересчитывая позвонки, проявляя желание о поцелуе.
Эти воспоминания вызвали её сухое:
— Привет.
— Я тебя искал. Знаю, что в клубе вышла неловкая ситуация, — Серьёзно? Неловкая? Да она готова была давиться никотиновым облаком до тошноты, лишь бы её нервные клетки восстановились. Но чудес не бывает, и ещё долго сбивала дурь в душе, под прохладными струями воды. — Позволишь исправить? — протягивает он ладонь, предлагая опустить её пальцы в его и, видимо, пройтись вместе.
Она хмурит брови, косясь на парня, пытаясь понять, может ли снова доверять, но, твою мать, он продолжает задавливать обаятельностью. Рука дрогнула, сжала пальцы в кулак и разжалась, а потом всё же опустилась в мужскую, такую тёплую, что, казалось, способна прожечь кожу. А нет, не разлетелась прахом, её удержали, сгладили края в один момент, словно говоря «ещё не время». Слишком горячо для «воды-Маркуса». Невольно сравнивает его прикосновения с касаниями Картера, подмечая большой контраст. Руки Пэрри горячие, обжигают, но при этом пробегает холодок по телу. А что же Картер? Его руки холодны, как будто их держали в холодном снегу продолжительное время, но от его холода вспыхивает жар. Жгучий, испепеляющий, и ты задыхаешься пеплом собственной кожи.
— И как собираешь исправлять?
— Хочу видеть тебя в обычной обстановке. Как ты относишься к кафе?
И снова это «хочу видеть». Хочет, Маркус. А вот хочет ли этого Николь?