Противоположности

Конечно Боровскому выпадала возможность поговорить с соседом. В основном их беседы сводились к политике, но бывало, что речь заходила и о сторонних темах. Они могли без особых трудностей обсудить наиболее интересные, по мнению Градатского, преступления, о которых доходчиво говорила колонка в местной газете. Как уже неоднократно говорилось, Градатский чрезмерно красноречив и имеет навык с легкостью переводить стрелки их разговора, всякий раз, когда Боровский намеревался подкопаться к его работе, досуге и жизни в целом. В таких случаях он обычно задавал вопрос с плавучим ответом, наталкивающим на размышления. Речь его была спокойной и славно построенной, очищенной от всего не нужного. Начиная говорить, он мимоходом вбрасывал тему для общения и постепенно, разгоняя паровоз, увеличивал интерес к ней. Редко он давал право слова, но, если всё же такое случалось, Градатский внимательно слушал, не смея лишний раз перебить мысль оппонента. Делал он это обычно после. И по ряду причин, хоть жизнь Боровского стала гораздо насыщенней, но этого не хватало, чтобы в полной мере утолить его жадность.

Теперь размышлять стало его излюбленным занятием, он делал это дома, в университете, на прогулках. Он продолжал прогуливаться по округе, но вовсе не любуясь красотами столичных улиц, а по иной, более примечательной причине. Ветер, блуждающий по каменным домам и впитывающий их холод, будто разгонял процессы в его голове, начиная цепочку из долгих умозаключений. Однако не только ветер был двигателем мысли, им был и пестрящий огонь, и морозная буря. Честно сказать, Боровский был самым настоящим метеозависимым, его нрав, его мысли, они целиком и полностью были подчинены окружению. Так, если он сидел дома перед камином, вглядываясь в красные языки, в голове его бурлил котёл из горячих суждений, преисполненных горделивостью и мужицким благородством. А если его волосы, которые к этому времени сильно отросли и закрывали обзор, обдувал порывистый ветер, то его мысли были также легки и полнились детской наивностью. Такая особенность хода мышления была связана не столько с его природным нравом, сколько с возрастом. Будучи всего лишь парнишкой весь мир кажется гораздо больше, а подобные странности есть признак юношеского романтизма. Саша мыслил не ради благородной цели, как это делали философы, находясь в вечных поисках истины, ему просто доставляло удовольствие, когда в его разуме из ниоткуда появлялись совершенно новые суждения, временами абсолютно безумные, но оттого прекрасные. И будучи на одной из таких вдумчивых прогулок он погрузился в себя, по полочкам расставляя недавний разговор с Градатским. Они дискутировали о недавнем происшествии, случившимся неподалеку от них, и о котором известили в газете. Это была кража с убийством. Как писало издание:

«<…> В N-ом переулке тринадцатого числа месяца ноября произошло неведомое злодеяние, неким было совершено покушение на тридцатидвухлетнего Сергея Правдина, известного своей винной лавкой. Как сообщает следствие, а именно старший унтер-офицер Молотин, это было преднамеренное нападение с целью хищения имущества, коим в крупных размерах располагала жертва. Покушение было совершено около девяти вечера, именно в это время очевидцы услышали стоны господина Правдина, который уже бездыханно лежал со вспоротым животом, и именно в это время он обычно закрывал лавку. Полиция уже имеет определённые представления о случившемся, но никаких точных данных не даёт. <…>».

– Что думаете, Константин Григорьевич? – с интересом в голосе спросил Боровский.

– Сухо, – лаконично ответил он.

Саша вопросительно приподнял бровь, хмыкнув.

– Текст… он сухой, – пояснил. – Будучи в поездках, я бывало почитывал зарубежные журналы, и скажу Вам, тамошний слог был куда насыщенней и живее. В нём была как бы это сказать… страсть, и он не стеснялся описывать картину в её естестве, напротив реальная действительность там становилась гуще… и чувствовалась та самая литературная искра. Эта же, как по мне, пустая словесница, которая лишь пытается казаться достойным чтивом.

Подобные ответы были не редкостью, ведь Градатский и сам любил поговорить, но темы его были, мягко сказать, специфичны. Поэтому Боровский поправил свой вопрос:

– Что думаете о происшествии?

– Ах, Вы об этом. Ну-у, что здесь сказать… – он пару секунд подумал и выдал, – чушь! Иное слово и не лезет.