Противоположности

Краснота проступала на её надутых мягких щеках. Однако, вместе с этим, в её глазах читалась странная задумчивость и назревавший вопрос.

– Господин, с чего вы взяли, что я носила дрова к кочегару. Мне казалось, что Вы так рано не встаёте?

– Хах, верно. Вашего графика я не осилю, уж слишком люблю понежиться в постели… В твоих волосах осталось вот что, – он достал торчащий из-под платка кусочек древесины. – То, что он находился у тебя под платком значило, что ты носила дрова утром, так как пакостной погода стала лишь к полудню, а утром была вполне ещё доброй. Твоя одежда сильно смялась на локтях, от того что ты много таскала, а на руках явно остались несколько заноз, вызывающих неприятное чувство, поэтому тазик ты несла, придерживая его рукой об бок, вместо более удобной и надёжной хваткой обеими руками. Ранней зарёй дрова можно нести лишь к кочегару Трофиму, разжигающему печки для отопления и готовки. На твоей щеке остался след от размазанной сажи, которую, судя по всему, ты нанесла пальцами, когда завязывала платок. Сами же следы сажи на руках пропали, когда стирала бельё. Всё просто, так ведь? – сказал он, улыбнувшись.

– И Вы всё это поняли, лишь взглянув на меня? – её глаза выражали крайний восторг. – Должно быть, Александр Сергеевич очень Вами гордится, раз Вы так внимательны?

– Напротив… отец считает меня ни на что не способным бездарью, – с грустью сказал он.

– Я уверена, Вы не правы, – бойко произнесла девушка. – Ваш батюшка всегда справедлив и добродушен. Помнится, когда мне нездоровилось, он разрешил мне отдохнуть и даже приказал лекарю осмотреть меня.

– Ко всем он таков, кроме меня… Послезавтра он дал наказ уезжать в Санкт-Петербург, чтобы лишь не видеть моего позорного лика.

– Александр Александрович, мне кажется, Вы слишком строги к своему батюшке. Вы всякий его наказ воспринимаете уж слишком грубо и кондово. Александр Сергеевич отправил Вас в столицу… разве это не чудесно?! Вы будете словно вольная птица в небе, никто Вам не указ, никто не скажет Вам что следует делать и как себя вести. Вы же всегда были будто окованы в доме, по глазам видно, что Вам хочется большего, что Вам нужен простор, где можно развернуться.

– А ты уж слишком мудра, не по годам, – улыбнувшись и задумавшись, сказал он.

– Уж если я приметить смогла, то батюшка Ваш подавно.

– Мне крайне радостно за твоё столь доброе отношение к моему отцу. Ты права, назвать его плохим человеком язык даже у меня не повернётся, хозяин он поистине толковый… но вот именно, что он хозяин, – добавил он, еле слышимым голосом, который приглушился внезапным порывом ветра, чуть не сорвавшим бельё.

Пока девушка его придерживала, Александр скрылся. Он сделал ещё один прощальный обход пруда и, наполнившись решимостью, зашёл в дом. Он твёрдой поступью подходил к кабинету отца. То приторное чувство обречённости, которое мимолётно ухватилось за его душу, развеялось как серый дым, вываливающийся из печной трубы. В его глубоких чёрных глазах читалось стремление испортить папенькин план, превратив предполагаемую каторгу в распахнутую дверь из неё. Свойственная его характеру манера превращать одно суждение в другое ради собственной выгоды вкупе с диким желанием съязвить переполняло его. Казалось, сейчас он вышел на совершенно иной уровень и что ни одна былая шалость не сравниться с данной. По крайне мере так думалось самому Боровскому. Даже не стуча, он нахально ворвался в кабинет, широко распахнув дверь и сделав всего шаг за порог. Он произнёс всего одну фразу: «Прикажи, чтобы экипаж был приготовлен к завтрашнему дню». Александр Сергеевич не успел понять, что произошло, и даже не смог ответить, так как мальчишка быстро удалился восвояси.

III

Боровский ушёл в свою комнату, растекаясь от улыбки, будучи в предвкушении грядущего веселья. Столь долгожданная свобода, которую он и не надеялся увидеть, была всего в одном маленьком шаге от него, который ранее казался безграничной пропастью, непреодолимой и невозможной. Внезапный гнев сначала затуманил глаза, а густое отчаянье притупило чувство, поэтому он не понял всей прелести картины сразу.