Читаем Противоречие по сути полностью

- В нашем кругу, да еще и в нашем возрасте, - сосед улыбнулся, - разводы большая редкость. Это совершенно бесмысленно, да к тому же и очень дорого. Ну зачем, по-вашему, разводы? Я, знаете ли, в молодые годы многое позволял себе, но семья была для меня неприкосновенной. Разрушить семью - это то же самое, что разрушить себя самого.

- И вы поссорились со своим старым другом?

- Не общались несколько лет. Не хотелось, чтобы наши дети и внуки видели, что мы принимаем, а значит, одобряем подобное поведение. У нас ведь городок маленький, все на виду. А он все хотел бывать с ней в домах, на людях, он словно не понимал...

Она не сразу открыла мне, я даже забеспокоился, но потом дверь внезапно распахнулась, и я понял, почему не слышал - на ней были высокие из грубой шерсти толстые носки, скрывающие звук шагов.

- Я разговариваю по телефону, проходи, Питер.

Я протянул ей розу. Потом заметил, что протягиваю через порог, и как-то неловко шагнул вперед. Она отвернулась к телефону и продолжила разговор, показывая мне рукой, чтобы я прошел. Вид у нее был сонный, опухший, совершенно детское личико, непричесанные волосы собраны в хвост, воспаленные глаза, по-прежнему сильный загар. При таком загаре лицо просто не может казаться бледным. Вокруг шеи - мужское шелковое кашне в крошечных малахитовых ромбах, огромного размера черная майка с длинными рукавами, вырез получается очень большой, и видны шоколадные ключицы, основание шеи. Она сидела на невысоком табурете около телефонного столика, перекинув ногу за ногу, вертела в руках розу и что-то очень сосредоточенно слушала.

- Омерзительно, - внезапно отчетливо проговорила она. - Ты знаешь, что с ним мне тоже вчера пришлось расплатиться, причем на всю катушку, я не хочу, чтобы под занавес они испортили мне все кино.

Она говорила грубо и агрессивно, развязно, словно подвыпившая размалеванная деваха, огрызающаяся на замечание в пригородной электричке. Я никогда не видел ее такой. Она всегда была очень спокойной, как будто участвовала в происходящем только наполовину, - спокойной, невозмутимой, равнодушной, иногда нарочито вежливой, иногда чуть теплела, но только для игры, для создания контраста, чтобы я никак не мог приладиться ни к какому из ее стилей поведения. Наташа заметила, что я слушаю разговор, и указала мне рукой на бар.

- Выпей что-нибудь пока, - проговорила она шепотом, закрывая плоской, словно точеной, ладонью трубку, - я через пять минут буду готова.

Я оглядел комнату. Это "буду готова" резануло меня.

На полу мягкий ковер с приглушенным орнаментом. Она очень красиво сидела, закинув ногу за ногу. Одной рукой прижимала трубку, в другой вертела розу, казавшуюся ослепительно белой по сравнению с ее шоколадной рукой. Слева, в нише, огромная двуспальная кровать, наспех прикрытая клетчатым сине-зеленым английским пледом. Рядом с кроватью телефонный столик. Я впился глазами в автоответчик. На нем еще, вероятно, хранились мои неуклюжие фразы. У окна, огромного окна с молочными полупрозрачными шторами, туалетный столик, уставленный бесчисленным множеством флаконов, пузырьков, баночек, скляночек, лак для ногтей всех цветов радуги, горы губной помады, пудреницы - роскошные, в бархатных футлярах - огромная серебряная тарелка с бусами и браслетами, над зеркалом, квадратным, в старинной серебряной раме - лампа на изгибающемся стебле - бело-молочная, едва распустившаяся лилия. Вдоль другой стены чудовищно захламленный журнальный столик: чего на нем только не было, мне даже показалось, что там валяется пара несвежих колготок, какие-то книги, журналы, заколки; там же лежала ее сумочка, выпотрошенная, вывернутая наизнанку, видимо, она что-то искала и никак не могла найти; затем из светлого дерева горка с множеством стаканов и бокалов, хрустальных и современных, пугающих своими причудливыми формами, два кресла, одно из них, кажется, даже постанывало под тяжестью наваленной на него одежды. В углу - крошечный цветной телевизор. Беспорядок совсем свежий. Нигде никакой пыли. Даже на подоконнике, заваленном книгами и журналами, среди которых я увидел несколько итальянских журналов и два толстых итальянских словаря. Квартира очень походила на гостиничный номер или меблированную комнату, снятую у добропорядочной держательницы регулярно приносящей доход недвижимости. Запаха никакого. Холодные белые стены.

- Ладно, я заканчиваю эту бодягу, - резко сказала Наташа, - и можешь передать ей, ведь ты за этим звонишь, что я заплачу ей, сколько скажет, только пусть оставит меня в покое.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Презумпция виновности
Презумпция виновности

Следователь по особо важным делам Генпрокуратуры Кряжин расследует чрезвычайное преступление. На первый взгляд ничего особенного – в городе Холмске убит профессор Головацкий. Но «важняк» хорошо знает, в чем причина гибели ученого, – изобретению Головацкого без преувеличения нет цены. Точнее, все-таки есть, но заоблачная, почти нереальная – сто миллионов долларов! Мимо такого куша не сможет пройти ни один охотник… Однако задача «важняка» не только в поиске убийц. Об истинной цели командировки Кряжина не догадывается никто из его команды, как местной, так и присланной из Москвы…

Андрей Георгиевич Дашков , Виталий Тролефф , Вячеслав Юрьевич Денисов , Лариса Григорьевна Матрос

Боевик / Детективы / Иронический детектив, дамский детективный роман / Современная русская и зарубежная проза / Ужасы / Боевики
Былое — это сон
Былое — это сон

Роман современного норвежского писателя посвящен теме борьбы с фашизмом и предательством, с властью денег в буржуазном обществе.Роман «Былое — это сон» был опубликован впервые в 1944 году в Швеции, куда Сандемусе вынужден был бежать из оккупированной фашистами Норвегии. На норвежском языке он появился только в 1946 году.Роман представляет собой путевые и дневниковые записи героя — Джона Торсона, сделанные им в Норвегии и позже в его доме в Сан-Франциско. В качестве образца для своих записок Джон Торсон взял «Поэзию и правду» Гёте, считая, что подобная форма мемуаров, когда действительность перемежается с вымыслом, лучше всего позволит ему рассказать о своей жизни и объяснить ее. Эти записки — их можно было бы назвать и оправдательной речью — он адресует сыну, которого оставил в Норвегии и которого никогда не видал.

Аксель Сандемусе

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза