Потом он опять повернулся к трубе, обвел взглядом сверкающие лужи бензина. Из нагрудного кармана достал книжицу бумажных спичек, посмотрел на них виновато, зачарованно, возбужденно. Реклама на обложке сообщала, что вы можете изучить любой предмет в заочной школе Ласалль в Чикаго.
Из больницы в Терре-Хоте он вышел, когда ему исполнилось тринадцать. Врачи не знали, вылечился он или нет, но сказали, что вылечился. Им понадобилась его палата, чтобы засадить туда на пару лет другого чокнутого мальчишку. Мусорный Бак отправился домой. Он сильно отстал в учебе и, похоже, не мог наверстать упущенное. В Терре-Хоте его лечили электрошоковой терапией, а вернувшись в Паутенвилл, он ничего не мог запомнить. Готовился к контрольной, потом забывал половину и, конечно же, получал «неуд».
Но в течение какого-то времени он, во всяком случае, больше не устраивал пожаров. Казалось бы, все вернулось на круги своя. Убийца-шериф прикручивал фары к «доджам» в Гэри («Ставит колеса на развалюхи», – иногда говорила мать). Она снова работала в паутенвиллском кафе. Все шло хорошо. Правда, оставалась нефтяная компания «Чири», белые резервуары которой возвышались на горизонте, как побеленные огромные жестяные банки, а за ними поднимался в небо дым заводов Гэри – где работал шериф-убийца, – создавая впечатление, что город уже в огне. Он часто задавался вопросом, а как будут гореть резервуары «Чири ойл». Три отдельных взрыва, достаточно громких, чтобы разодрать в клочья барабанные перепонки, и достаточно ярких, чтобы изжарить глаза в глазницах? Три столба огня (отец, сын и святой отцеубийца-шериф), которые будут пылать день и ночь в течение долгих месяцев? А может, они вообще не загорятся?
Теперь он мог это выяснить. Легкий летний ветерок задул две первые спички, которые он зажег, и почерневшие огарки упали на клепаную сталь. Справа, у самого поручня высотой по колено, который тянулся по периметру крыши, он увидел жука, слабо перебирающего лапками в луже бензина. «Я – как этот жук», – обиженно подумал он и задался вопросом, что же это за мир такой, если Бог не только запихивает тебя в липкую гадость, как жука – в лужу неэтилированного бензина, но и оставляет в живых, чтобы ты трепыхался в течение долгих часов, может, дней… или, как в его случае, лет. Такой мир заслуживал сожжения, это точно. Он стоял с опущенной головой и ждал, приготовив третью спичку, чтобы зажечь ее, как только утихнет ветер.
После возвращения его называли и
Так и шла его жизнь: голоса, прилетавшие время от времени камни, «Протрем и полирнем». А в обеденный перерыв он обычно сидел на том же самом месте, что и сегодня, ел сандвич с беконом, салатом и помидором, приготовленный матерью, смотрел на резервуары «Чири ойл» и гадал, что произойдет, если их поджечь.