Противостояние. 16 июня – 4 июля 1990. Том 1

Однако он произносил слово «нет», и тут же леденящий холод надвигался на него, и его толкали, и он падал и падал, беззвучно крича, из заоблачной выси, чтобы рухнуть в запах…

…кукурузы?

Да, кукурузы. Это был уже другой сон, они сливались вместе, без черты, которая позволила бы отделить их друг от друга. Он находился на кукурузном поле, среди еще зеленой кукурузы, и его окружал запах летней земли, коровьего навоза и растений. Он поднимался и шагал вдоль ряда кукурузных стеблей, в который упал с небес, на мгновение останавливался, осознав, что может слышать легкий шепот июльского ветра в зеленых листьях, похожих на лезвия мечей… и что-то еще.

На музыку?

Да… на какую-то музыку. И во сне Ник подумал: «Так вот что это означает». Музыка раздавалась где-то впереди, и он шел к ней, хотел увидеть, действительно ли последовательность этих приятных звуков возникает благодаря вещам под названием «пианино», или «труба», или «виолончель», или еще что-нибудь.

Жаркий запах лета, бездонная синева неба над головой, прекрасные звуки. В этом сне Ник чувствовал себя счастливым, как никогда. По мере приближения к источнику этих звуков к музыке присоединялся голос, старый, как потемневшая кожа, не совсем четко произносящий слова, будто песня была тушеным мясом с овощами, многократно подогретым, но так и не потерявшим своего исходного аромата. И Ник как зачарованный шел к ней.

В этот сад я пришла в одиночку,
И роса золотилась на склоне зари.
Я услышала голос, шепнувший на ушко:
«Это Господа сын… посмотри».
Мы гуляем с Ним вместе по светлым аллеям,
Он сказал, что мы будем с Ним вместе всегда.
Наша общая радость светла и прекрасна,
Не покинет меня никогда.

Песня закончилась. Ник уже добрался до последних в ряду стеблей и за ними, на поляне, увидел лачугу, не слишком отличающуюся от хижины, с ржавой бочкой для мусора слева и качелями из старой шины справа. Качели свисали с толстой ветки яблони, кривой, но покрытой зелеными листьями. Крыльцо отошло от стены, наклонилось, и на месте его удерживали старые домкраты в потеках масла. Над крышей поднималась труба из оцинкованного железа, помятая и закопченная, тоже наклонившаяся под странным углом. Во все стороны от поляны, на которой стоял дом, уходили кукурузные поля, тянувшиеся, насколько хватало глаз. Лишь в одном месте, на севере, зеленое море разрывала полоска проселочной дороги, бегущей к плоскому горизонту. В тот самый миг Ник понял, где находится: округ Полк, штат Небраска, к западу от Омахи и чуть севернее Оцеолы. Проселочная дорога вела к федеральному шоссе номер 30 и Коламбусу, расположенному на северном берегу реки Платт.

На крыльце сидит самая старая женщина Америки, чернокожая женщина с пушистыми, тонкими седыми волосами, очень худенькая, в домашнем платье и в очках. Она кажется такой миниатюрной, что сильный послеполуденный ветер вот-вот подхватит ее и унесет в высокое синее небо, чтобы доставить, скажем, в Джулсберг, штат Колорадо. Музыкальный инструмент, на котором она играет (возможно, именно его вес не позволяет ветру подхватить женщину, удерживает ее на земле), – «гитара», и Ник думает во сне: Вот, значит, как звучит «гитара». Красиво. Он чувствует, что может простоять на этом месте целый день, глядя на старую чернокожую женщину, сидящую на крыльце, которое остается у стены дома только благодаря домкратам (среди всей этой кукурузы Небраски, в округе Полк, к западу от Омахи и чуть севернее Оцеолы), и слушая. Ее лицо испещрено миллионами морщинок, как географическая карта местности, где рельеф еще только формируется: реки и каньоны на коричневых, выдубленных ветром и солнцем щеках, горные кряжи под подбородком, извилистые вытянутые холмы у основания лба, пещеры глаз.

Она снова начинает петь, аккомпанируя себе на старой гитаре:

И-и-исус, почему ты сюда не идешь,
О-ох, И-и-исус, почему ты сюда не идешь,
Иисус, почему ты сюда не идешь?
Час беды наступил…
Ох, теперь… час беды наступил,
Потому что теперь…

Эй, малыш, кто пригвоздил тебя к тому месту?

Она кладет гитару на колени, как ребенка, и жестами подзывает Ника. Он подходит. Говорит, что просто хотел послушать ее пение, оно такое красивое.

Что ж, пение – Божья глупость, теперь я пою чуть ли не дни напролет… Как у тебя все закончилось с тем черным человеком?

Он меня пугает. Я боюсь…