Противостояние

Санина была в шоке. От границы СССР с Польшей до самого океана все было усеяно красными точками лагерей: Треблинка, Освенцим, Маутхаузен, Дахау, Арисдорф, Саксенхаузен, Нордхаузен, Берген-Бельзен, Бухенвальд…

Лене даже душно стало. Какие еще преступления нацистов ей неизвестны?

— Собирайся. Поднимай группу, — тихо сказал Артур. — В лагере начнется уничтожение, часть уже… сжигают.

Девушка стала серой лицом, замкнулась. Память еще живо вырисовывала картины сожженных деревень, но это, оказывается, были «цветочки».

— Уничтожение людей фашисты поставили на поток, сказал тихо, видя что Лена лицом поменялась. Понятно — ему, немало повидавшему, военному, мужчине тяжело, что говорить о хрупком существе, девушке?ицом поменялась.

— Кто же произвел на свет этих выродков? — спросила глухо.

— Обычные матери. Будешь в Германии, обрати внимания — чистенькие, аккуратненькие фрау благообразного вида.

— Ненавижу, — процедила.

— А с этим осторожно. Иди, лейтенант. Время.

— Есть! — отдала честь и двинулась к хате обратно. Банга сел в машину и двинулся дальше.

Дина прилетела в расположение буквально за пять минут до подхода машин. Лена рассовала запасные обоймы по карманам, глядя, как девушка быстро натягивает защитный костюм:

— Еще раз отлучишься без разрешения, взгрею, — процедила.

— Товарищ лейтенант, я же до ветру!

— Тогда в госпиталь отправлю.

— Чего это? — испугалась.

— Четверо суток с "до ветру" не вылезаешь, — закинула автомат на плечо и, смягчилась, видя как лицо Дины вытянулось — девчонка совсем. — Хорош хоть жених?

Девушка глянула на лейтенанта, поняла, что та сердиться лишь для проформы и заулыбалась, глазки заблестели:

— Ой! Такой замечательный! Обходительный, веселый! Миша зовут! Ординарец у подполковника. Помните, летом я про него говорила?

— Подполковника?

— Ну! Мы ехали, а он шел!

— Не помню.

— Так Миша у него ординарцем!

— Ура, — кивнула Лена и вышла на улицу. Грузовик переваливаясь бортами уже тормозил на улице. Из кузова выпрыгнул младший лейтенант, взял под козырек, доложил. Пять минут на сверку карт, часов и группа загрузилась в машину. Заурчал двигатель, бойцов качнуло — тронулись в путь.

Дина опять за свое принялась:

— Он мне замуж предложил. Сегодня!

— И кем ты у нас будешь? — с улыбкой спросила Марина.

— Белозерцевой! — расцвела глупышка. Маликов фыркнул, сдерживая смех — как она фамилию-то выдала, минимум «Суворов»! С гордостью!

Лена улыбку спрятала: дай-то Бог девочке. И нахмурилась, сообразив:

— Белозерцев? Миша? Лейтенант?

— Да.

— Одиннадцатая армия?

— Да, первый Белорусский фронт.

Санина во все глаза смотрела на нее: неужели тот Мишка? Надо же, какое совпадение.

— А вы его знаете? — видно по взгляду поняла девушка.

— Рыжий оболтус. Высокий и болтливый баламут.

— Да нет, — отмахнулась, — ничего он не болтливый и не баламут. Вернее разговорчивый только. Так ему по должности необходимо. Начальник его мужчина немногословный, угрюмый даже…

Лена побелела, сложив сказанное сейчас с предыдущим: седые виски, шрам на щеке… Коля?…

— Фамилия как? — прохрипела, поддавшись к Шаулиной.

— Белозерцев, — наоборот, отпрянула та.

— Подполковника!

— Так… вроде как у вас… я не особо интересовалась…

Лена рухнула на колени — ей и намека на надежду хватило — слабость одолела, сердце из груди выскакивало — обозналась тогда Мила, жив Николай!

Она знала, она говорила!

Марина и Валера придержали ее, а она смотрела в проем брезента на дорогу и готова была выпрыгнуть, рвануть к любимому, просто в глаза посмотреть, щеки дотронуться…

Коля? Коленька!!!

В чувство шлепок по щеке привел и запах нашатыря, въедливый, как дуст. Волосами тряхнула.

— Легче? — спросила хмурящаяся Марина. Лена улыбнулась ей неожиданно: Коля жив! Коленька жив!!!

Ничего, вот вернуться с задания и она прибежит, прилетит в часть, просто посмотреть на него, просто увидеть! Главное жив!

Это такое счастье, что больше и выше, наверное, только Победа! Взятие Берлина и полный разгром гитлеровцев!

Так и ехала с блаженной улыбкой, никого и ничего не видя. Люсинец с Маликовым только переглянулись, взглядами договорившись приглядывать за командиром. Валера ребят взглядом обвел: те поняли — кто еле заметно кивнул, кто веки прикрыл, давая понять — поняли, приняли.

Отношение к Саниной было трепетным, но не показным. И дело не в том, что отрезала сразу, заявив еще при знакомстве — я боец, а не женщина! В уважении, понятиях. После первого же задания стало ясно, что командир у них нормальный, хоть и баба, а потом девушки еще и в баню сходили.

Марина, как страшные шрамы на теле лейтенанта увидела — без досье все поняла. После долго курила и хмурилась, а Дина испуганно зыркала и все жалась к подруге. Шато и Валера пристали, пытаясь понять, что ж они там такое в бане увидели, и путем «подходцев» узнали. После Лену иначе чем "наш лейтенант" не называли. С пониманием относились к ее странностям.

Лена же не обращала внимания, она смотрела перед собой и чувствовала, как буквально поет душа, летит к Коленьке. Живой! Ее любимый живой!

Что еще нужно для счастья?