Толстяк засуетился, засунув руку в широкий рукав рясы, выудив оттуда ключ. Отперев замок, он толкнул плечом дверь и скрылся внутри. Павел осторожно подошел ближе. Куда-то вниз уходили едва заметные каменные ступени. В темноте, в сполохах горящей свечи, вырисовывалась спина проводника. Павел обернулся. Ему тут же подали зажженный факел. Павел перешагнул порог, осторожно вступив на заплесневелые ступени. Спуск занял несколько минут. Ход все дальше уводил вглубь земли. В конце путь преградила еще одна дверь. Толстяк уже суетился возле нее, отпирая ее другим ключом. Когда дверь, с легким скрипом открылась, Павел отстранил монаха, войдя в темный подвал. Оглядевшись, он заметил несколько факелов, вставленных в металлические держатели. Павел запалил их. Довольно яркий свет осветил большое сухое помещение. Каменные своды подземелье нависали над людьми, тоннами земли. Вдоль стен тянулись стеллажи из тщательно оструганных досок. Все полки ломились от товаров. Здесь была и посуда из драгоценных металлов, тонкой чеканки. Были и тюки с дорогими тканями, и свернутые в рулоны ковры, и сундуки с монетами, и резные ларцы с ювелирными изделиями, и оружие. Отдельно стояли бочки с местным и амфоры с иноземным вином. В общем, всего и не сосчитать.
– Это, я удачно зашел, – процитировал Павел фразу из одного известного фильма.
За его спиной раздались восхищенные возгласы. Это его воины толпились у входа, выглядывая друг у друга из-за спин, не веря в свою удачу.
– Выносите! – велел Павел. Сам же он немедля вышел на воздух.
Глава 3. Пир после грабежа
Весь оставшийся день потребовался на то, чтобы перетащить и погрузить на драккары награбленное. Для этого задействовали и монахов. Тщательно отобранных пленниц пригнали либо связанных ярмом, либо привезли на захваченных в деревне конях. Остальных согнали в монастырский амбар, где и заперли.
Наступил вечер. На берегу реки пылали несколько костров, где на вертелах, истекая жиром, жарились целые туши баранов. Оставшуюся скотину, за неимением места, перебили, а туши погрузили в трюм, вместе с награбленным добром. Место там нашлось и для домашней птицы, засунутой в клетки.
Вся прибрежная пойма была заполнена гуляющими по случаю победы воинами. На дорогих коврах, брошенных прямо на сырую траву, были расставлены драгоценные блюда из золота и серебра, кубки и чаши, украшенные драгоценными каменьями. Награбленного продовольствия, хватило, чтобы удовлетворить голод варваров. Пиво и дорогое заморское вино, хранившееся в подземелье, лилось рекой.
– Налейте мне еще вина, у меня пересохло в глотке! – могучий Торблен, подставил свою чашу, украшенную кроваво-красными рубинами, под золотистую струю, – Ух! – воскликнул он, опустошив одним глотком кубок до дна и вытерев усы, – я чувствую себя уже в Вальхалле! Мне не хватает лишь прекрасных Валькирий, которые бы усладили мой слух песней, а взгляд танцем!
– В чем же дело! – расхохотался его брат, Ингемар, отличающийся от своего родственника лишь шириной лечь и длиной волос, – у нас же имеется почти три десятка прелестниц! А ну, кто там, на драккаре, приведите девок, да покрасивее!
Несколько пар ног тут же загрохотали по сходням. Через мгновения в круг, освещенный кострами, втолкнули пять девушек. Самой младшей из них было не более четырнадцати, старшей около двадцати. Пленницы дрожа, прижались друг к другу, с ужасом глядя на пьяную толпу варваров.
– Танцуйте! – велел Торблен, откинувшись на локти, предвкушая незабываемое зрелище.
Девушки продолжали, молча переминаться с ноги на ногу.
– Что-то они какие-то вялые, – не довольно проговорил викинг, – надо бы расшевелить их.
Ингемар, поднялся со своего места, наполнил до краев чашу и поднес ее самой младшей из пленниц. Девушка замотала головой, отступив на несколько шагов.
– Запомни рабыня, – сквозь зубы прошипел Ингемар, – ты должна выполнять все, что прикажет тебе твой господин!
Он запрокинул голову пленницы и влил ей в горло вино. Девушка закашлялась. Из глаз потекли слезы.
– Оставь ее!
Викинг отпусти невольницу, в изумлении обернувшись на голос. Перед ним гордо подняв голову, стояла высокая девушка. Простое, мешковатое платье, не могло скрыть ее привлекательных форм. Высокая грудь, в глубоком разрезе часто вздымалась, приковывая похотливые взгляды.
– Я станцую, для тебя, господин, – пленница опустила глаза. Она вырвала из рук варвара чашу, залпом осушив ее, после чего откинула драгоценный сосуд в кусты.
– Вот, это я понимаю! – расхохотался Торблен, – настоящая шлюха!
Девушка провела руками по бедрам и, закрыв глаза, стала изящно двигаться в такт, только для нее слышимой музыке.
Алкоголь брал свое, движение пленницы становились все более стремительными и соблазнительными.