Противостояние

— Она глуховата, — пояснил Жуков, — и потом к ней всегда сержант в форме ходит, участковый, она штатским не верит. Громче с нею говорите и удостоверение достаньте, она это любит.

Красный кожаный мандат с гербом и золотыми буквами «МВД СССР» действительно оказал на старуху моментальное действие. Она пригласила гостей в комнату, сунула недоштопанные чулки под подушку, смахнула со стола крошки на пол, обмахнула ладонью стул, подвинула Костенко, Жукову предложила табуретку.

— Матушка, — прокричал Жуков дурным голосом, — начальник по твоему сигналу из Москвы приехал!

— Из Москвы прилетают, — поправила его старуха тихим, вкрадчивым голосом: в отличие от иных, тугих на ухо, она говорила чуть что не шепотом.

— Я по поводу картежников, — прокричал Костенко.

Потанова, внимательно глядевшая на его лицо, увидела, видимо, как напряглись жилы на шее полковника — он кричал редко, с детства страдал ангинами, — усмехнулась беззубой, кошельковой улыбкой:

— А вы чего кричите, будто я глухая? Вы нормально со мной говорите.

— Вот змея, — заметил Жуков, — скучно ей...

— Чего? — спросила старуха, и лицо ее сделалось на какое-то мгновение растерянным — она не смотрела на Жукова, поэтому не смогла прочесть по губам его вопрос. — И ничего подобного!

— Я сказал — «хорошая ты старуха», — сказал Жуков, — а ты: «ничего подобного»...

— Матушка, — снова прокричал Костенко, — мы к вам по поводу картежников...

— Кнута ноне нет, — вздохнула старуха, — вот и играют. Раньше б шею свернули, и правильно б порешили, а сейчас цацкаются...

— Раньше лучше было? — прокричал утверждающе Костенко.

— А как же! Куда как! Порядок был...

— А пенсию раньше какую вам платили?

Старуха заливисто рассмеялась.

— Так я тогда работала, когда раньше-то было! Пенсия, понятно, ноне лучше. Плохо то, что страха нет.

— Вот по прежним-то хорошим временам мы сейчас тебя и повезем на допрос, — сказал Жуков, — будешь доказывать, что картежников видала, все подробности нам отдашь, а то за ложные показания привлечем...

— А ты меня чего пугаешь? — еще тише спросила старуха. — Я свои права знаю, зараз с тебя погоны-то сыму за такое отношение к трудящей! Ишь!

— Ладно, матушка, — остановил ее Костенко, — давайте-ка по делу. Вы что, подкрались к окошку?

— К какому еще окошку я подкралась?

— К тому, за которым бандюги в карты играли...

— А... Нет, не кралась я... Мимо проходила, ну и услыхала, как они собачились.

— А чего не поделили? — спросил Костенко. — Чего собачились?

— Козыри называли.

— Врет стерва, — тихо сказал Жуков, — козыри блатные шепотом называют, а она вовсе глухая.

— Какие они из себя?

— Морды, одно слово, — ответила старуха.

— Блондины? Брюнеты? Бритые? — уточнил Костенко.

— Всякие, — ответила бабка. — Я ж написала, чего больше-то с меня хотите? Или, может, запретите трудящему человеку властям писать?

— Пишите, матушка, пишите, — сказал Костенко. — Только в один прекрасный день, когда вы письмо на почту понесете, настоящий жулик к вам в комнату влезет и сберкнижку утащит.

— Чего?! Это как же?!

— А так же, — прокричал Жуков. — Мы ж проверяем твои сигналы, старая. Значит, милиционер будет вокруг того дома ходить, где ты бандюков видала, а твой безнадзорным окажется.

Потанова хотела было сказать что-то, но потом вздохнула:

— Путаете вы меня чего-то, путаете...

— Бабушка, — сказал Костенко, поднимаясь, — вас не путают, вам дают совет: вместо того чтобы писать, вы лучше приглашайте к себе участкового и ему все новости сообщайте устно.

— Как?

— Словами говори, — прокричал Жуков, — только писем не пиши, начальник тебе добро советует.

Ночью Костенко переселился в отель — уехал Кобзон, освободился люкс, однако поспать ему снова не удалось: только-только прилег, как постучал Жуков.

— Что, майор? — спросил Костенко, не открывая еще глаз. — Нашел супостата?

— Вы мне сначала завизируйте приказ, — ответил тот, — на премию эксперту.

— Сложил отпечатки в таблицу?

— Пока еще нет, но вроде бы получается.

— Когда получится — тогда б и будил.

— Мы Спиридона нашли, — торжествующе сказал Жуков. — Жив, сукин сын.

— Ну?! — Костенко потянулся сладко. — Значит, версия ваша летит к чертям?

— Еще к каким!

— Загибалова освободили?

— Да. Пьет уж дома.

— Как же вы Дерябина-то выловили?

— Случай. Я телефонограммы во все отделения отправил, а там, в Сольгинке, дежурил охотник, сержант, так он с Дерябиным неделю как назад с песцами вернулся.

8

Вертолет прилетел в Сольгинку через два часа. В дороге Костенко «добрал» сон — пилоты натопили в кабине: «ташкент», благодать.

...Дерябин оказался высоким мужчиной, действительно «видным». Костенко вспомнил слова жены Загибалова: у этой ударницы губа не дура.

— Ты чего ж матери письмо не отправил? — спросил Костенко. — Старуха все глаза выплакала, тебя ожидаючи.

— Не меня, — ответил Дерябин, — алименты.

— Матери денег пожалел? — спросил Жуков.